С. Медведь Сценарий для Украины - I Часть книги. (изд. Консоль - 2007) - http://politiko.ua/blogpost36406 І часть Нельзя играть во взрослые игры, сидя в песочнице Я ужинал в уютном ресторанчике на одной из парижских улиц. Мне нравились такие ресторанчики, где вместо стен были окна, выходившие прямо к тротуарам. Мимо спешили люди, проезжали автомобили, а здесь, за стеклом, был совсем другой мир – тихо играла музыка, посетители за столиками неторопливо беседовали, грациозно появлялись и тут же исчезали официанты. Обстановка успокаивала, а происходящее за окном казалось далёким и слишком суетливым. Мне приятно было находиться по эту сторону стекла и никуда не спешить. Командировка заканчивалась, и завтра к вечеру я уже буду в Киеве. Предвкушая встречу с семьёй, я слушал музыку и наслаждался французским вином. - Возле вас свободно? - вдруг услышал я и поднял голову. Возле столика стоял крепкого телосложения мужчина, примерно моего возраста и внимательно смотрел на меня. Его русская речь говорила, что он или земляк, или выходец из какой-нибудь страны нашего бывшего Союза, но проживший долгое время в другой стране. - Конечно, свободно, присаживайтесь, - обрадовался я, услышав родной говор. Он сел напротив, и по-прежнему не отрывая взгляда от меня, молчал, словно ждал, что я должен вспомнить его. Мне это на какой-то момент показалось странным. - Мы знакомы? – чтобы как-то разрядить эту обстановку, спросил я. - Да, знакомы, - назвав меня по имени, отвёл взгляд в сторону, давая мне возможность не чувствовать себя неловко. - Извините, столько встреч, что можно и запамятовать. Я могу забыть имя, фамилию, а вот на лица у меня память хорошая, но не могу вспомнить. Если вас не затруднит, напомните, пожалуйста, когда и где мы встречались? - Могу даже с точностью до месяца – в июле 1972 года, тридцать пять лет назад, - сказав это, он улыбнулся. Я вспомнил этот год. В том году я окончил восемь классов, затем неудачная попытка поступить в суворовское училище и поступление в техникум. Хотя это было давно, но своих одноклассников и сокурсников я знал хорошо. Мы иногда встречались, но этого человека я не помнил. Видя моё недоумение, он решил мне помочь. - Помнишь, мы с тобой в суворовское училище поступали, точнее, вместе проходили отбор районный, областной. Правда, тебя, да и других ребят в области „зарезали”, и только я один поехал поступать. - Виктор, ты? – вдруг вспомнил я того парня с соседнего села, с которым мы за тот короткий период успели подружиться. Вспомнил, как я расстраивался, что не прошёл областной отбор, но вместе с тем радовался, что эта честь досталась Виктору. Вспомнил, как он обещал писать мне письма, но я так ничего и не дождался. Сначала собирался съездить к его матери, взять адрес, но затем обиделся, что он мне не пишет, и решил, что не надо. - Ты, наверное, обиделся, что я тебе не написал? – словно угадав мои мысли, спросил он. - Не знаю, скорее да. Но это уже было так давно, что не имеет значения. Мы тогда были пацанами, да и сколько мы тогда были с тобой знакомы, всего несколько недель. Я понимаю, учёба, новые знакомства. Так что никаких обид. Я очень рад тебя видеть.- Я встал и протянул ему руку, он тоже поднялся, шагнул ко мне и крепко обнял. - Ты прости, что не писал, - сказал он, когда мы снова сели на свои места, - не по моей вине, но я очень часто вспоминал и даже издали по возможности узнавал о тебе. - Ты работаешь в органах? - И да, и нет. Ты знаешь, я специально приехал в Париж, чтобы встретиться с тобой. - А что, нельзя было на Украине, когда, например, приезжал к своей матери? Ведь если ты говоришь, что узнавал обо мне, то у тебя, наверное, и адрес мой есть, и телефон. Или ты так засекречен, что можно только в Париже встретиться? – с иронией спросил я. - Да, ты прав, у меня всё это есть, но я уже тридцать пять лет не был на Украине. Я тридцать пять лет жил в Америке и много лет работал в ЦРУ, - сказал он и посмотрел мне прямо в глаза. Наверное, он увидел в них что-то, что засомневался, понял ли я его, поэтому продолжил: - Да, тридцать пять лет, ты не ослышался. Через три месяца после того, как я приехал в Ленинград, я был здесь в Париже, через два месяца в Сент-Луис, это город в штате Миссури. Он немного помолчал, а потом снова продолжил. - Я постараюсь тебе рассказать о том, о чём не может знать ни один простой смертный. И он начал свой рассказ о том, как попал в Америку, о своей юности, о работе в ЦРУ. Но больше он говорил о той организации, где работает сейчас. Очень скоро, после начала его рассказа, я начал ему верить, особенно когда он начал говорить о том, что происходит сейчас в Украине и кто за этим стоит. Он рассказывал о тех политических и экономических событиях, которые были недавно и которые происходят сейчас. Он описывал весь механизм этих событий. Когда он перешёл к тому, что ожидает Украину в недалёком будущем, мне стало страшно. - Неужели ты хочешь сказать, что всё, что у нас сейчас происходит, это не случайности или неумелое руководство страной? – чтобы хоть как-то понять всё это, спросил я. - Знаешь, я лишь один из авторов этого сценария, а остальное всё это ваш украинский характер или как вы говорите, менталитет. - Так ты же тоже украинец или уже нет? - Украинец. Только я никогда не думал, что этот сценарий так легко пойдёт. Я за свою жизнь много разрабатывал сценариев для разных стран. Когда удавалось, когда нет. Но вот, чтобы так, как у вас, – впервые. Ваши же сами один впереди другого лезут в исполнители. И я, к твоему сведению, всё делал, чтобы как-то уменьшить или затянуть развитие этого, но вы же сами ничего не хотите делать для своего спасения. Вы будете месяцами обсуждать ненужные вопросы, вместо того чтобы оценить суть происходящего. Помнишь, как говорил Козьма Прутков: „Зри в корень”, а вы все смотрите на верхушки, да и то лишь туда, куда вам укажут. Я ведь постоянно читаю вашу прессу, смотрю некоторые телепередачи, да и другой информации получаю достаточно, но не могу понять, как вы так легко всё сдаёте и покупаетесь на политические лозунги. - Но ведь не все, - возразил я. - Да, слава Богу, не все, вот поэтому я здесь. Я знаю, как ты ко всему этому относишься и много других, таких, как ты. Я хочу помочь вам спасти Украину, спасти будущее ваших потомков. - Как ты себе это представляешь? - Вот здесь, - Виктор достал из кармана и положил передо мной небольшой конверт, - на этом диске мой дневник, правда, я писал его совсем недавно. Здесь просто мои воспоминания или, скорее, моя исповедь. Ты его прочтёшь и всё поймёшь. Я старался здесь раскрыть часть заговора против Украины, который сейчас успешно внедряют в жизнь. Я уверен, чем больше людей это прочтут, тем больше вероятность, что что-то изменится, и вы сумеете остановить своё падение. Это всё, что я могу для вас сделать. У вас ещё есть шанс. И только вы, запомни, только вы сами можете это исправить. Никто из вне вам не поможет. Украина - это очень лакомый кусок сегодня. Да и всегда так было, каждый думает только о себе. И это правильно. А вы думаете о себе? Я очень рискую, передавая тебе эти материалы. Но ты постарайся сделать так, чтобы этот риск был оправдан. Я всю жизнь мечтал сделать что-то для своей Родины. Я украинец и всегда им останусь. Я хочу, чтобы моя Родина была сильной. Я, всё равно, туда когда-нибудь вернусь. А сейчас извини, у меня скоро самолёт. Я очень рад тебя видеть, я тебе верю. Обещай, что опубликуешь это. Я кивнул головой. Он поднялся, протянул мне руку, мы обменялись крепкими рукопожатиями, и он ушёл. Я ещё долго сидел, у меня возникало много вопросов, но их уже некому было ставить. Мне даже не верилось, что здесь кто-то был и всё это рассказывал, но конверт на столе возвращал к действительности. Забрав конверт, расплатившись за ужин, я покинул ресторан. На следующий день, возвратившись домой, с нетерпением вставил диск в компьютер. Я быстро перечитывал страницу за страницей. В доме все уже давно легли спать, а я не мог оторваться от экрана. Мне казалось, что я читаю какой-то детектив, но там были описаны события, о которых я знал, но о них рассказывалось совсем по-другому Короткая летняя ночь промелькнула незаметно, когда я дочитывал последние страницы, косые лучи восходящего солнца уже освещали стол. Начинался новый день, но он меня не радовал. Прочитанное давило и застилало сознание. Виктор был прав. Если всё хорошо проанализировать, то мы на краю пропасти. Хотелось забыть всё это как страшный сон, выбросить диск и снова окунуться в монотонную жизнь, разукрашенную на страницах прессы и экранах телевизоров. Но желание что-то исправить и данное обещание заставляло взяться за ручку и написать это. Так что, дорогой читатель, перед тобой история, в которую ты можешь не поверить. Верить в это или нет, зависит от каждого из нас. Мы сами выбираем своё будущее. Оно не зависит от наличия денег или власти, оно зависит от наличия сознания. Любовь к Родине это, во-первых, наличие Родины. Давайте сохраним её для потомков. Чтобы не утомлять читателя, я упустил некоторые подробности, но оставил то, что, на мой взгляд, является сейчас главным. 1989 год Я стоял на вечернем мосту и смотрел на бегущие волны. В них словно в зеркале отражалось звёздное небо и огни засыпающего города. Зарево уличных фонарей, словно хвост большого астероида, ввинчивалось в небо, создавая при этом вид какой-то фантастической незаконченной картины. Позади остался ещё один день, день ожиданий и тревог. - Ну вот и всё, - сказал я сам себе, - уже прошло четыре года со дня смерти Юрия Владимировича, а на связь со мной никто так и не вышел. Значит, Андропов остался верен своему слову, когда в том далёком 1972 году, прощаясь, сказал: „Ты знаешь, этот проект мне казался и даже сейчас кажется фантастическим, но всё будет зависеть только от тебя, мой мальчик. Помочь мы тебе не сможем, чтобы не привлекать внимания, ну а о том, кто ты, буду знать лишь я один. На связь с тобой выйду, когда посчитаю нужным, ну а если со мной что-нибудь случится, тогда останешься невостребованным. Я тебя никому не передам, загубят. А ты живи, как велит совесть…” Все эти семнадцать лет я жил ожиданием, что когда-нибудь придёт человек и передаст мне привет от дяди Юры. Я ведь лишь когда начал работать в ЦРУ и увидел портрет председателя КГБ Андропова, узнал в нём того человека, который готовил меня для работы в Америке и который всё это время был для меня просто дядя Юра. Я ждал от него связника, когда узнал, что он стал генеральным секретарём ЦК, но очень скоро мы получили сведения, что он серьёзно болен, и я очень переживал за его здоровье. Это был единственный человек, который, как мне казалось, связывает меня с Родиной. Когда он умер, я не находил себе места. Ведь я сделал всё, как мы планировали: стал настоящим американцем, окончил колледж, служил в армии, в „морских котиках”, после демобилизации окончил университет. В армии я очень сдружился с Майклом, его отец в то время занимал очень высокий пост в Министерстве обороны США. Когда я окончил университет, Майкл уже работал в ЦРУ в отделе по анализу разведывательной информации по Европе. Сразу же после университета меня по его рекомендации взяли на работу в этот отдел. Мне приходилось много работать, но это давало результат. В свои тридцать три года я уже был одним из ведущих сотрудников ЦРУ. И иногда от моего мнения очень много зависело. У меня были допуски, которые открывали мне двери к очень секретной информации, было много материалов, которые могли бы помочь в решении некоторых вопросов на моей Родине. Но связника не было и, наверное, уже не будет, подумал я, и память вернула меня в тот далёкий 1972 год. 1972 год Когда я приехал в Ленинградское суворовское училище нас поселили в казарме, разбили на группы, и мы начали готовиться к экзаменам. Время на подготовку ещё было. Где-то через неделю моего пребывания в Ленинграде меня вызвали в кабинет заместителя начальника училища по политической части. Офицер, который меня привёл, сказал, чтобы я заходил, а сам остался в коридоре. Когда я вошёл в кабинет, то увидел за небольшим приставным столиком двух человек в гражданском, они просматривали какую-то папку с документами. Один из них был седой и, наверное, старший, а второй чернявый, с коротко стриженной головой. Я вошёл и стал возле двери, я не мог представить себе, зачем я здесь, и если бы меня не привёл сюда офицер, то подумал бы, что это чья-то шутка. Они, казалось, не обращали на меня внимания, и я уже хотел выйти назад в коридор, но в это время седой посмотрел на меня и спросил: - А почему не здороваемся, товарищ суворовец? - Я ещё не суворовец – ответил я, и мне вдруг как-то стало не по себе. Я действительно не поздоровался, и мне показалось, что за это меня могут не принять в училище. - Суворовец, суворовец, - как бы успокаивая, сказал второй, - назад дороги нет, только вперёд, ведь так Виктор? - Так точно, - вдруг вырвалось у меня. И я вправду ощутил себя уже суворовцем, чего мне хотелось уже давно, особенно после того, когда я впервые переступил порог этого здания. - Вот это по-нашему, - сказал он, и они оба улыбнулись. - Ну а теперь давай знакомиться, меня зовут Андрей Борисович, - сказал седой, - а это твой тёзка Виктор Васильевич, - указал он на сидевшего напротив чернявого. - А я Бондаренко Виктор Николаевич, слушатель подготовительного отделения суворовского училища, второй взвод, – как меня здесь учили, представился я. - Вот, а говоришь не суворовец, да ты уже и представляешься, как военный, - сказал Виктор Васильевич и улыбнулся. - Бери стул, подходи к нам и садись. Я взял стоящий у стены стул и подошёл к ним. - Виктор, - обратился ко мне Андрей Борисович, - ты человек уже почти военный, и нам хотелось бы кое-что уточнить у тебя о твоей жизни, а точнее - твои планы. А то видишь, мы здесь просматриваем твоё личное дело, и нам не совсем всё ясно. - Там что-то не так? И у меня похололо внутри. Я ведь знал, какой тщательный отбор мы проходили на уровне района, области и сколько ребят отсеяли из-за каких-то несоответствий в личном деле. - Нет, нет, всё так, – видя моё замешательство, успокоил меня Андрей Борисович, – просто здесь казённые вопросы, а нам хотелось бы от тебя узнать побольше. Вот представь себе, что ты пишешь о себе книгу и всё описываешь с первого дня, сколько себя помнишь. Расскажи нам всё, с кем дружил, какие больше игры любил, что читал, как встречался с девчонками, кто твои родители, какие были учителя, ну и не мало важно, как ты представляешь свою будущую жизнь, кем бы хотел стать. - Не бойся повториться или давать кому-либо какие-то характеристики. Наоборот, нам будет даже интересно. Мы знаем, что ты очень любил читать о милиции , о разведчиках, ты ведь, наверное, и сам себя не раз представлял героем этих произведений. Вот и давай как бы со стороны расскажи о себе и о тех, кто тебя окружал, - как бы уточняя, чего они от меня хотят, сказал Виктор Васильевич. - Понятно? - Да, хорошо, я попробую. И я начал рассказывать о себе всё, что помнил, понятно, больше уделяя внимание своим увлечениям, мечтам, особенно когда говорил о героях прочитанных книг. Мне очень нравились книги о партизанах, о разведчиках. Мы долго обсуждали поведение Николая Кузнецова на оккупированной территории и его трагическую смерть. Андрей Борисович и Виктор Васильевич задавали много вопросов. Особенно их интересовало, а смог бы я поступить, как Николай Кузнецов. Я ответил, что смог бы, я ведь комсомолец и ради защиты своей родины готов на всё. - Ну, так говорят все, да не все так поступают, - перебил меня Виктор Васильевич. Я начал доказывать, что я смог бы это сделать. На что они оба улыбнулись, и Андрей Борисович сказал: - Ну что же, Витя, мы здесь хорошо с тобой побеседовали и получили ответы на интересующие нас вопросы. Мы просто занимались изучением психологического состояния будущих суворовцев. У тебя есть все необходимые данные, чтобы сдать экзамены и стать настоящим суворовцем. Так что иди готовься, мы желаем тебе успеха. Возможно, если будет необходимость услышать твоё мнение, мы с тобой ещё встретимся. И ещё, мы бы не хотели, чтобы о нашем с тобой разговоре кто-то знал. Договорились? Вот и хорошо. Он поднялся и пожал мне руку, Виктор Васильевич тоже пожал мне руку и подмигнул. Когда я вышел из кабинета, сопровождавшего меня сюда офицера уже не было. Через несколько дней, во время перемены, ко мне подошёл Виктор Васильевич. - Ну здравствуй, Витя, как дела? – сказал он и пожал мне руку. - Всё хорошо, через четыре дня экзамен, - отвечая на его рукопожатие, сказал я. - А я вот за тобой. - Виктор Васильевич положил мне руку на плечо и посмотрел в глаза. - За мной, ещё будете что-то спрашивать? - Да нет, мы с тобой немного покатаемся, ты не против? - Нет, не против. Только надо спросить разрешения у преподавателя. - Ты не беспокойся, с преподавателем и начальником училища всё оговорено. Поездка будет на несколько дней, так что возьми с собой свои вещи. - А как же экзамен? - Так мы тебе ещё тогда сказали, что ты уже суворовец. Да не бойся, к экзамену вернёмся. - А какие мне вещи брать? - Бери все свои вещи, что бы они здесь не затерялись и были, как у солдата, всегда под рукой. Я думаю, у тебя их немного. - Да всего-то маленький чемоданчик. - Вот и хорошо, тогда давай по-быстрому, а я тебя подожду на улице. Когда через несколько минут я вышел на улицу, Виктор Васильевич уже ждал меня возле чёрной „Волги”. - Ну давай, садись, - и он открыл заднюю дверь. - А чемодан? - Я вижу он у тебя небольшой, так что бери его на руки. Я сел на заднее сидение, Виктор Васильевич обошёл машину, сел возле меня и сказал водителю, что можно ехать, и мы выехали со двора училища. Машина ехала не быстро, и я с интересом наблюдал по сторонам. Через некоторое время мы остановились, Виктор Васильевич вышел из машины и пригласил меня с собой. - Ну что, узнаёшь? – спросил он меня, когда я вышел из машины. Я оглянулся и сразу понял, что он имел в виду. Немного в стороне от того места, где мы остановились, стоял Зимний дворец. Я здесь был впервые, но большое количество фотографий и кинофильмов, на которых я его видел, без сомнения, не давало мне ошибиться. - Зимний дворец, точно! - не то ответил, не то спросил я. - Зимний, Зимний. Вот отсюда больше чем полвека назад началась история нашей страны. Начинали её писать наши прадеды и деды, а продолжать будем мы. Садись, поедем дальше. - А куда мы поедем дальше? Виктор Васильевич посмотрел на часы, потом ещё раз на Зимний дворец и сказал: - А дальше мы поедем на вокзал, это так у нас было в запасе немного времени, и я решил тебе показать Зимний дворец. Ты ведь его раньше не видел? - Нет, не видел. Я вообще в Ленинграде никогда не был, только приехал и с вокзала сразу в училище. Нас обещали после поступления водить на экскурсии. - Ну что же, считай, что это первая экскурсия. А всё остальное ещё впереди. - А зачем на вокзал, Виктор Васильевич? - Потому что там поезд, и мы с тобой поедем в Москву. Ты ведь и в Москве ещё не был? - Конечно, не был. А к экзаменам мы точно успеем вернуться? - Успеем, успеем, не беспокойся. Садись, поехали. Через некоторое время мы подъехали к железнодорожному вокзалу, Виктор Васильевич взял из багажника свой большой портфель, попрощался с шофёром, и мы пошли на перрон. Наш поезд уже стоял возле платформы. - Вот и наша „Красная стрела”, - сказал Виктор Васильевич, и мы пошли искать свой вагон. На перроне было немного людно, мы отдали проводнику билеты и прошли в своё купе. Я впервые был в таком вагоне, не говоря уже о купе. В Ленинград я приехал в плацкартном вагоне, да и у нас считалось, что в купе могут ездить только те, кто хорошо зарабатывает. Купе было двухместное, и, несмотря на жару на улице, здесь была приятная прохлада. - Располагайся, - обращаясь ко мне, сказал Виктор Васильевич и указал мне на диванчик справа от двери. Я сел на указанное место и поставил чемодан возле своих ног. - Ну что, так и будем сидеть? - Виктор Васильевич посмотрел на меня, - ты, наверное, впервые в таком купе, угадал? Я молча кивнул. - Давай сюда свой чемодан, он никуда не пропадёт. Это купе полностью в нашем распоряжении, так что расслабься и отдыхай, впереди у нас ещё целая ночь. Он забрал мой чемодан и поставил его наверх. Сам сел напротив меня и начал рассматривать перрон за окном. Где-то через одну -две минуты вагон качнулся, и поезд начал набирать скорость. -Ну вот и поехали, - сказал Виктор Васильевич, - сейчас попросим, чтобы проводник дал нам чайку, а у меня есть бутерброды, перекусим и будем наслаждаться жизнью, наблюдая картинки за окном. Так ведь, Виктор? Тогда держи. – Он достал из портфеля несколько пакетов и положил на стол, - Давай, давай, не стесняйся, раскладывай всё это, а я схожу за чаем, – и он вышел. Когда за ним закрылась дверь, я начал раскрывать пакеты. В пакетах были бутерброды с колбасой и сыром, помидоры, огурцы и небольшая баночка, судя по надписи, сгущённого молока. Я уже раз такое молоко пробовал – очень вкусно. Раскладывая это на столе, я делал всё как-то автоматически. Я не мог себе объяснить, что происходит, почему мы едем в Москву, а самое главное, успеем ли мы вернуться к экзаменам, а то ведь если опоздаю, всё пропало, как я смогу показаться на глаза своей матери, своим знакомым, что я им скажу – что прогулял экзамены. Конечно, мне была приятна эта поездка, но страх, что не успею к экзаменам, притуплял эти ощущения. Через несколько минут в купе вернулся Виктор Васильевич, а сзади него проводник на подносе принёс целых четыре стакана чая. - Что смотришь? Думаешь, не осилим по два стакана? Вот увидишь, ещё мало покажется, - видя моё удивление по поводу количества чая, сказал Виктор Васильевич. Когда проводник ушёл, Виктор Васильевич достал нож и начал разрезать овощи. - А ты чего сидишь, давай придвигайся поближе и доставай, что душе угодно, а это на десерт, - он открыл банку со сгущёнкой и начал разливать её содержимое по стаканам, -пробовал когда-нибудь такой чай? – спросил он меня, когда опустошил баночку. - Нет, никогда. - Вот я так и подумал, что никогда, а теперь бери размешивай, и пока ещё горячий, в прикуску с бутербродами. Хороший контраст – сладкое и солёное. Давай, не стесняйся. Я попробовал, действительно было вкусно. Но вопросы, мучавшие меня, не давали покоя. Виктор Васильевич, словно почувствовал это, сказал: - Что, накопилось много вопросов? - Да, а откуда вы знаете? - Сам когда-то был на твоём месте. Но могу тебе сказать лишь одно, не беспокойся, в училище ты поступишь, считай, что уже поступил, на все остальные вопросы ты получишь ответы позже. Поверь мне, всё будет хорошо, даже лучше, чем ты когда-нибудь мечтал, но всё будет зависеть только от тебя. А сейчас расслабься и займись уничтожением этих продуктов. Приятного аппетита. На следующее утро мы были в Москве. Мы вышли из здания вокзала. На площаде перед вокзалом нас ждал автомобиль. Это была такая же чёрная „Волга”, как та, что подвозила нас к поезду в Ленинграде, только с другим водителем. Мы сели в автомобиль, он выехал со стоянки и влился в поток других автомобилей, которые, мигая задними фонарями, спешили от светофора к светофору. - Володя, - обратился Виктор Васильевич к водителю, - давай к Красной площади, я хочу показать её нашему юному другу. - Хорошо, Виктор Васильевич, я всё понял, - не поворачивая головы, ответил водитель. Через некоторое время автомобиль остановился в тени деревьев, и мы вышли. После экскурсии по Красной площади мы вернулись к своему автомобилю и поехали дальше. Водитель ничего не спрашивал, он, наверное, знал весь путь следования и, тихо посвистывая, усердно крутил руль. Машина шла легко, обгоняя другие автомобили и лихо вписываясь в повороты. За окнами мелькали здания, но со временем их ставало всё меньше и меньше, а вскоре по обочине дороги стояли только деревья. Значит, мы уже выехали за пределы Москвы, - подумал я. Я посмотрел на Виктора Васильевича, но он смотрел вперёд и, кажется, в этот момент был далеко, думая о чём-то своём. Асфальтная дорога была ровной, и автомобиль легко преодолевал километры. Мы ехали так где-то около часа и за это время мы не встретили ни одного автомобиля и никого не обогнали. Ещё немного попетляв по лесу, мы остановились перед большими воротами, вправо и влево от ворот шёл высокий забор. Виктор Васильевич вышел из автомобиля и пошёл к воротам. Когда он подошел ближе, в воротах открылась незаметная калитка и оттуда вышел среднего роста мужчина, крепкого телосложения, в какой-то панаме на голове. Они пожали друг другу руки и оба подошли к машине. - Ну, тезка, выходи, приехали, - сказал Виктор Васильевич. Я вышел из машины, и он познакомил меня с мужчиной в панаме. Его звали Игорь Степанович. - Передаю тебя, Витя, в надёжные руки, ты не беспокойся, Игорь Степанович человек хороший, а мне надо уезжать, давай руку, авось, ещё когда-нибудь свидимся. Он крепко пожал мне руку, хлопнув по плечу, сел в автомобиль возле водителя, и тот, обдав нас выхлопами, развернулся и уехал. За эти сутки я привык к Виктору Васильевичу, а теперь остался один в лесу возле этого забора. Что за ним, и вообще, зачем я здесь, что происходит? Мне вдруг стало не по себе. Но мои хмурые мысли прервал мой новый знакомый, Игорь Степанович. - Ну что, Виктор, загрустил? Бери свой чемодан и пошли, а то мы тебя уже заждались, даже не обедали. Так что быстро мыть руки и обедать. У нас там такой борщ стынет, только пальчики оближешь. Он так при этом аппетитно причмокнул губами, что мне и вправду захотелось побыстрей отведать этого борща. Я пошёл за ним в открытую калитку и очутился на большой поляне. Посредине стоял небольшой красивый домик, а возле него несколько хозяйственных пристроек. С одной стороны эту поляну обступали громадные деревья, а с другой подходило какое-то озеро или река. - Стоять, - вдруг резко крикнул Игорь Степанович. Я содрогнулся от этого крика, но ещё больше испугался, когда увидел, к кому обращена была эта команда. За несколько метров слева от меня, уже приготовившись к прыжку, замерли две большие овчарки. Они совсем не двигались, и только их глаза, которые они переводили то на меня, то на Игоря Степановича, говорили, что это живые существа, а не чучела. - Успокойся, Витя, успокойся, - видя моё замешательство, сказал Игорь Степанович. Он подошёл ко мне, положив руку на плечо, как бы приобняв, разрешил собакам подойти и обнюхать меня. - Не бойся, ты ещё с ними подружишься, это Дик, а это Чери, - показывая на собак, говорил он мне, - а это наш друг, его нельзя трогать, -повторил он несколько раз, обращаясь уже к собакам. Те, наверное, поняли, что я не их жертва, покрутились ещё немного возле нас и после команды Игоря Степановича „гуляйте”, потеряв ко мне всякий интерес, побежали прочь. - Ты не бойся, они тебя не будут трогать, это очень умные собаки, они видели, что я тебя обнял, и поняли, что ты мой, а значит, и их друг. Ну всё, хватит, пошли, а то борщ и действительно остынет. И он пошёл быстрыми шагами вперёд по направлению к дому. Я тоже ускорил шаг, стараясь не отставать, потому что был не совсем уверен, что собаки приняли меня за своего друга. Мы вошли в здание, уже в прихожей я и вправду почувствовал запах борща, и у меня потекли слюнки. - Ставь сюда чемодан, я потом покажу тебе твою комнату, а сейчас иди в ванную, - он открыл мне дверь, - мой руки, и я жду тебя на кухне, - он рукой показал мне направление, где, по-видимому, была кухня. Он разговаривал со мной, словно мы давно были знакомы, и это его даже немного грубоватое отношение как бы размыло какие-то барьеры. Возникало чувство, словно я здесь уже не первый раз. Помыв руки, умывшись, утёрся висевшим здесь же полотенцем и пошёл на кухню. Я пересёк небольшой зал, это была, наверное, гостиная, и открыл дверь кухни. Посреди кухни стоял большой стол, за которым уже сидели мой знакомый Игорь Степанович и ещё какой-то мужчина, по возрасту, похоже, был ровесник Игоря Степановича, но намного уже в плечах. В глубине комнаты возле плиты я увидел женщину. Она была моложе присутствующих здесь мужчин, с правильными, красивыми чертами лица и ещё по девичьи стройной фигурой. - А вот и наш гость, - увидев меня, сказал Игорь Степанович, - познакомься, это Андрей Фёдорович, он помогает нам по хозяйству, а это моя жена Нина Владимировна, ну а я сказал уже, что тебя зовут Виктор. Садись, - он указал на стул напротив. Я сел. Нина Владимировна сразу же поставила мне столовый прибор и налила борща. - Приятного аппетита, - сказала она и села рядом с Игорем Степановичем. После борща была ещё очень вкусная каша с мясом и яблочный сок. Ели молча и не спеша. После обеда Игорь Степанович повел меня на второй этаж и показал мне мою комнату. К моему удивлению, это была большая просторная комната с двумя окнами, выходившими к озеру, письменным столом и несколькими книжными шкафами. - Ну вот твоё жилище. Отдыхай, набирайся сил, ванная и туалет в конце коридора. Вот тебе майка и трусы, чтобы переодеться, а вот спортивный костюм и спортивные тапочки. Смотри, всё твой размер, только что с магазина, а своё можешь не раскладывать, вот в шкафу, это всё твоя одежда. - Игорь Степанович, но так ведь неудобно, это же не моё. - Как не твоё, суворовец, тебе ещё, наверное, не объяснили, что ты на службе и это всё твоё? Я был ошарашен, какая служба? Но он, словно предчувствуя мои вопросы, сказал: - Ты давай отдыхай, а тебе потом всё объяснят, не беспокойся, всё в порядке, только если захочешь погулять во дворе, предупреди меня, собаки всё-таки, - после этих слов он вышел. Я сел на стоявшую в углу кровать и начал анализировать всё происходящее со мной за последние сутки, но сколько я не думал, ничего не мог придумать. Может, и вправду не стоит беспокоиться, со мной обращаются хорошо, даже по-дружески. А, что будет, то будет. И я начал изучать комнату, в которой, как я понял, мне предстояло жить. Первым делом я просмотрел книги. Многие из них были мои любимые, словно кто-то специально подобрал их для меня. Много было незнакомых с интересными названиями и несколько из них меня сразу заинтересовали. Я решил быстро сходить в душ, чтобы приступить к книгам. После душа я одел новый спортивный костюм. Он был точно моего размера и приятно облегал тело. У меня никогда раньше не было ничего подобного. Я взял одну из приглянувшихся мне книг и прилёг на кровать. Уже с самого начала книга показалась мне интересной, но усталость делала своё, после сытного обеда и тёплого душа сон, как никогда, был крепкий и без сновидений. Проснулся со скрипом двери. Когда открыл глаза, то увидел Игоря Степановича, стоящего в дверях. - Ну что, выспался, герой? Вставай, а то проспишь и ужин, и закат солнца. А закат у нас красивый. - Я собак закрыл, так что можешь спокойно гулять на улице. После ужина я пошёл к озеру. Озеро было большое, и противоположный берег лишь угадывался вдали. Над водой в лучах заходящего солнца веселились стаи мошек. Гладкое зеркало озера казалось монолитным, и его лишь иногда взрывали всплески рыб. Солнце как большой раскалённый шар висело над горизонтом, и казалось, только какая-то невидимая сила удерживает его, чтобы оно не свалилось на землю. От берега в озеро уходил небольшой деревянный мостик, возле которого были привязаны две лодки: одна моторка, а другая на вёслах. Здесь же, на берегу, была беседка, сидя в которой можно было хорошо наблюдать за тем, что происходит как на берегу, так и на озере. Я спустился на мостик, мне хотелось купаться, но я не знал, разрешат ли, поэтому лишь снял обувь и, закатав штаны, сел на мостик, опустив ноги в воду. Вода была очень тёплой. - Ну как вода? – вдруг услышал я за спиной. Резко оглянувшись, я увидел мужчину, который стоял на берегу недалеко от беседки. - Тёплая, - ответил я и встал. Мне было неудобно, что я не заметил, что за мной наблюдали. Я раскатал штаны и начал обуваться. - Она только сверху тёплая, - продолжая разговор, сказал стоявший на берегу, - а внизу она холодная, здесь очень много бьёт ключей, потому лучше не купаться, а вот рыбалка здесь отменная. Я выбрался на берег и подошёл к говорившему. Это был высокий мужчина с небольшими залысинами на голове. Сквозь очки на меня смотрели спокойные, но уставшие глаза. - Давай знакомиться, что ли, - он сделал несколько шагов мне на встречу и подал руку. - Меня зовут дядя Юра, а ты ведь Виктор, точно? - не то спрашивая, не то утверждая, сказал он. За эти дни я уже привык к новым знакомствам и перемене мест, и меня это уже не удивляло. Я хотел лишь, чтобы кто-то объяснил мне всё это и зачем я здесь. - Пошли в беседку, сейчас нам принесут чай. Попьём чайку на закате солнца, - и он развернулся в направлении беседки. - Люблю здесь бывать, - продолжал он, - хотя очень редко получается. Здесь как на краю вселенной, лишь ты, природа и заходящее солнце. В такие минуты ощущаешь какую-то ответственность за всё тебя окружающее, за весь этот мир. Мы расположились в беседке. Через несколько минут Нина Владимировна принесла нам в самоваре чай и на подносе печенье и конфеты. Дядя Юра налил нам по большой кружке чая. - Давай, не стесняйся, угощайся. Слушай, Виктор, а как ты думаешь, зачем ты здесь? – спустя некоторое время спросил он. - Я и сам задаю себе этот вопрос, но не знаю, что ответить, а те, с которыми я встречался, тоже ничего не объясняют. - Видишь ли, здесь каждый занимается своим делом. А объяснять тебе всё буду я. Хотя мы должны были встретиться значительно позже, но обстоятельства меняются. Мы рассчитывали на большой период твоей подготовки, но у нас осталось очень мало времени. Мои помощники, насколько это позволило время и обстоятельства, кажется, изучили тебя. И ты нам подходишь. Поэтому давай сразу к делу. Видишь ли, сынок, можно я буду тебя так называть? Ты ведь хотел быть разведчиком? - Да, хотел, - ответил я, ещё не понимая своей участи. - Так вот, - продолжал дядя Юра, - уже вторые сутки, как ты зачислен в штат разведчиков. Волею судьбы так получилось, что если ты согласишься, то уже очень скоро ты можешь оказаться в другой стране и под другим именем. Я не шучу, - увидев на моём лице удивление, продолжал дядя Юра. - Мы сейчас нарушаем все каноны подготовки разведчиков, даже каноны детективного жанра. Но сейчас я буду говорить тебе такие вещи, которые могут быть тебе не совсем понятны, ты ведь ещё мальчишка. Но именно от тебя зависит выполнение этого проекта. Вот послушай, в прошлом году, в июне, в городе Мемфисе, штат Теннеси, известный учёный химик Эдвин Вуд возвращался с женой и сыном от друзей. Не справившись с управлением, автомобиль на большой скорости слетел с автострады. Прибывшие вскоре на место происшествия врачи скорой помощи констатировали, что смерть господина Вуда наступила сразу после падения, госпожа Вуд и их пятнадцатилетний сын Гарри были без сознания. Женщина и ребёнок были немедленно доставлены в ближайший военный госпиталь. Врачи тщетно несколько часов пытались спасти жизнь женщины, но многочисленные травмы и увечья, полученные при аварии, были смертельны. Под утро госпожи Вуд не стало. Гарри, который, видимо, во время аварии спал на заднем сидении, отделался лишь ушибами и царапинами, но он находился в коме. Прошло несколько месяцев после аварии, мальчик по-прежнему, без сознания. Организм ребёнка функционирует как организм здорового человека, но сознание не возвращается. Были проведены многочисленные исследования и консультации, но медицина была бессильна. На последнем консилиуме было принято решение передать мальчика в специальное лечебное заведение для инвалидов. Однако с этим не согласилась его бабушка по линии матери. Похоронив три года назад мужа и потеряв в автокатастрофе единственную дочь, эта ещё не старая женщина видела в этом какой-то рок. В прошлом судья штата, она чувствовала перед близкими людьми, которые оставили её, какую-то вину или, как она говорила своим близким друзьям: „возможно, это возмездие за её судебные ошибки”. Она решила, что мальчик будет у неё, и она сделает всё, чтобы поставить его на ноги, а если уж так угодно Богу, то она до последних своих дней будет ухаживать за ним. Но совсем недавно ей предложили привезти мальчика в одну из клиник Европы, где есть новая система лечения подобных больных. И бабушка с радостью согласилась. - А что же должен здесь делать я? - не совсем понимая, как эта история может относиться ко мне, спросил я. - Что должен делать ты? Да в принципе ничего. Через несколько недель эта бабушка должна привезти своего внука в клинику одной из европейских стран. По нашим данным, мальчик неизлечим, но бабушка ещё верит, что можно что-то сделать. И мы хотим, чтобы действительно случилось чудо и мальчик выздоровел. - У вас есть такие лекарства? - Нет, у нас нет таких лекарств, но у нас есть ты. Мы протестировали тысячи и тысячи мальчиков его возраста по всей стране и нашли тебя. Ты, можно сказать. его двойник. Если ещё учесть, что его бабушка не часто его видела, то она в случае его выздоровления никогда и не допустит, что это не её внук. Мы хотим по дороге в клинику подменить его на тебя. - А что же будет с тем мальчиком? - Его будут продолжать лечить, но уже под другим именем. Я понимаю, что то, о чём мы сейчас говорим, не совсем тебе под силу понять. И этот проект даже мне кажется сумасшедшим и невыполнимым. Но именно то, что он кажется сумасшедшим, может быть, как раз и имеет свою ценность. Но его выполнение полностью зависит только от тебя. Подменить его - этот вопрос технически решим. А дальше только ты, твоя сила воли и желание выполнить это, стать примерным американским мальчиком, а затем и гражданином. - А что я скажу своей маме? - Ты знаешь, сынок, - он пересел поближе ко мне и обнял меня за плечи, - мы вместе подумаем, что сказать твоей маме, у нас ещё есть время. Но пойми, возможно, от тебя будет зависеть будущее нашей страны. Иногда личности решают судьбу миллионов, и, возможно, этой личностью когда-то станешь ты. Мир жесток, и ты в свои пятнадцать лет, идя в суворовское училище, наверное, это понимаешь больше за своих сверстников. Ты уже себя определил в защитники нашей страны, так защищай её, а средства защиты бывают разные, так ведь? Ты не по годам взрослый и должен всё понимать. Я знаю, у тебя сейчас много вопросов ко мне, я готов на них ответить, но сначала ты должен ответить мне, согласен ли ты. Конечно, если бы это было как в книге, то там бы давали время на принятие решения. Но у нас действительно нет времени, и здесь всё зависит только от тебя, и если ты откажешься, этот проект не осуществится. К своему удивлению, у меня даже не появилось какого-то страха или желания отказаться. Наверное, юношеская романтика и желание скорей стать взрослее восприняли это предложение как призыв к действию. В моём воображении уже рисовались картинки моей разведовательной деятельности. - А вы думаете, я смогу это сделать? – немного приостыв, спросил я. - Сможешь, мы всё продумали, и если подходить по-разумному, то это будет не очень тяжело. - Если вы так считаете, то я согласен. - Не передумаешь? - Нет. - Но всё же, у нас ещё некоторое время, и если ты хоть как-то засомневаешься, скажи мне. Потому что, я ещё раз повторю, всё будет зависеть от тебя и только от тебя. Хорошо? - Хорошо. - А теперь по делу. Как ты знаешь английский? –обратился дядя Юра ко мне. - В школе за восемь кассов стоит пятёрка, но я думаю, что я не знаю его хорошо, я ни с кем серьёзно и не говорил по английски, – и я вдруг понял, что ничего у нас не получится, как же я раньше не подумал, да и дядя Юра тоже, какой же я американский мальчик, если у меня английский в пределах восьми классов сельской школы. Ведь сколько я в книгах читал, как готовят разведчиков, у них даже произношение должно быть той местности, где они будут находиться, а я со своим произношением... Они наверное переоценили меня, и мне стало стыдно, что я забрал у них столько времени и внимания. - Дядя Юра, я вас подведу, я плохо знаю английский, - я встал и начал нервно теребить края спортивной куртки. - Вы извините, но меня сразу об этом не спросили, а я не знал, что здесь нужен английский. Напрасно всё это. - Да ты сядь и не волнуйся, - дядя Юра потянул меня за руку и снова усадил возле себя, - ну, неужели ты думаешь, что мы этого не знали? Конечно, какой английский после восьми классов да ещё сельской школы. Но я же тебе сказал, что всё будет зависеть только от тебя. Ведь мальчик-то сейчас в коме, а сколько и как он будет выходить из неё, никто не знает. А ведь много случаев, когда после выхода из комы люди по-новому начинают учиться разговаривать, ходить, они по-новому знакомятся со своими старыми друзьями. И никого не удивит, что ты не узнал какого-то своего знакомого или забыл какую-то историю. Это будет восприниматься нормально, и именно на это мы и расчитываем. А вот умение восстановить речь, учиться разговаривать по английски, а в целом научится жить и вести себя как американцы, будет зависеть только от тебя. Теперь ты понял? - Выходит, я буду как вновь родившийся? - Именно так, это ты правильно подметил, и поэтому мы не будем учить тебя премудростей разведки, да и ни к чему это для американского мальчика. Ты уже там будешь изучать то, что будешь считать для себя нужным. Сегодня чем меньше у тебя каких-то проффесиональных навыков, тем лучше, чтобы ты не выдал себя. Ты просто мальчик, который потерял родителей, и после продолжительной потери памяти начинаешь приходить в себя. Ты начинаешь свою жизнь с чистого листа. А за это время, что осталось, с тобой поработают специалисты, которые тебе кое-что расскажут о Америке, о их обычаях, но, главное, о той болезни, которой ты якобы болел, как люди чувствуют себя после выздоровления и как это происходит. При том, не скрою, тебе будут приписаны таблетки, как бы для улучшения твоего самочуствия, но только ты будешь знать, что эти таблетки для затруднения твоей разговорной речи, чтобы ты, не дай Бог, не заговорил во время сна по-украински. И только после того, как ты освоишь английский и будешь уверен. что контролируешь свою речь, ты уменьшишь их приём, а затем и вовсе прекратишь. Понял? - Кажется, да. - Но ничего, мы ещё всё это обсудим, а на сегодня об этом достаточно. Лучше расскажи мне о своих родных. Я сегодня всё равно здесь заночую, так что у нас ещё есть время. Мы долго ещё разговаривали с дядей Юрой. Уже давно на небе висел месяц в окружении звезд, и всё это отражалось в озере, и мне казалось, что мы с ним одни на каком-то таинственном острове. Только Нина Владимировна нам несколько раз меняла чай, а мы всё говорили и говорили. Мне было приятно и спокойно с дядей Юрой, возможно, потому, что он чем-то напоминал мне моего отца, который погиб в автомобильной катастрофе пять лет назад. И о чём только мы не говорили - о жизни, о космосе, о рыбалке... Я ещё ни с кем так откровенно не общался. Дядя Юра разговаривал со мной наравне, я не чувствовал того возрасного барьера, который мог быть между нами. Когда вновь принесённый чай тоже остыл, дядя Юра посмотрел на часы и сказал: - Да, даже самый приятный разговор не останавливает время. И у тебя, и у меня завтра много работы, так что пошли спать. У нас ещё хоть немного, но будет время поговорить. А сейчас пошли. И мы пошли к дому. Возле входа нас встретил Игорь Степанович и ещё какой-то мужчина. - Спокойной тебе ночи, Виктор, ты иди отдыхай, а мы здесь ещё поговорим, - дядя Юра похлопал меня по плечу, и я пошёл в свою комнату. На следующее утро, после завтрака, Игорь Степанович отвёл меня в одну из комнат на первом этаже. В комнате были зашторены окна, а на стене висел небольшой экран. Возле противоположной от экрана стены стояло несколько стульев, а сзади них проектор. - Кино любишь смотреть? – спросил Игорь Степанович и, не дожидаясь ответа, указал мне на стулья, - выбирай, здесь ты будешь единственным зрителем, так что все стулья твои. Он отправился к кинопроектору и начал заряжать плёнку. Я расположился на одном из стульев и наблюдал за тем, что делает Игорь Степанович. Он вставил бобину в кинопроектор и включил его. На экране показались улицы какого-то большого города, много людей, машин, все куда-то спешили. Вскоре послышался голос диктора. Я сразу даже не понял, что диктор говорил на английском языке. Я с трудом воспринимал эту речь и ещё больше убеждался в своём незнании этого языка. - Ну, наслаждайся, - сказал Игорь Степанович, - это будет ознакомительный рассказ о современной Америке. Когда закончится плёнка, позовёшь меня, я перезаряжу аппарат, - после этого он открыл дверь и вышел в коридор. И я остался один на один с экраном. На экране появились спортивные сооружения, вокзалы, реки, поля… Везде были люди, они смеялись, разговаривали. Вскоре я понемногу начал узнавать в голосе диктора знакомые слова, особенно имена существительные. Мне стало более интересно, я уже не только смотрел за происходящим, но и немного понимал разъяснения диктора. Когда закончилась плёнка, я позвал Игоря Степановича, и он вставил другую плёнку, а через некоторое время третью. Когда закончилась третья плёнка, Игорь Степанович зашёл в комнату вместе с какой-то женщиной. - Вот, Витя, предаю тебя Ольге Николаевне, дальше с тобой будет заниматься она. - Здравствуй, Виктор, мы сейчас перейдем с тобой в другую комнату и немного позанимаемся, - сказала Ольга Николаевна. - Здравствуйте, - ответил я и последовал за ней. Комната, в которую мы вошли, напоминала учебный класс. Здесь была учебная доска, большой глобус, несколько столов и стульев. - Давай сядем поближе к окну, - сказала Ольга Николаевна и, положив на стол принесённые папки, села на стул, указав мне место напротив с другой стороны стола. - Я психолог, - продолжала она, - и мы с тобой проведём некоторые психологические эксперименты, будем решать тесты, ребусы и много чего другого интересного. Думаю, тебе не будет скучно. Мне действительно было интересно общаться с ней, разгадывать задачи, отвечать на каверзные вопросы. Наше общение превратилось в увлекательную игру, и я даже не заметил, сколько прошло времени, если бы не Игорь Степанович, который пригласил нас обедать. После обеда мы снова продолжили наше занятие. Вечером Ольга Николаевна уехала, оставив мне для самостоятельного решения несколько психологических тестов. После ужина я пошёл в беседку и попробовал их решать. К наступлению темноты почти все тесты были решены, но я не спешил идти в дом. Почему-то надеялся, что, как вчера, придёт дядя Юра, и мы с ним снова будем пить чай и разговаривать. Но вместо дядя Юры пришёл Игорь Степанович - Ну что, студент, как успехи? - Да вот почти всё решил, - сказал я, показывая исписанные листы бумаги. - Это очень хорошо, - посмотрев на мои записи, сказал он, - но уже пора спать, так как, несмотря на то, что завтра воскресенье, тебе предстоит много поработать. Собирай вещи и пошли. В воскресение с утра начался дождик, солнце спряталось за тучами, а ветер с озера нагонял прохладу. Я оделся, умылся и, чтобы как-то сократить время до завтрака, снова стал решать психологические тесты. Сегодня они решались уже легче. В комнате было тепло и уютно. Дождь барабанил по стеклу, и это напоминало дом, когда я вот так же сидел возле окна и слушал барабанную дробь дождя по стеклу. Мне даже почудилось, что сейчас с улицы войдёт мама, вся пахнущая свежим дождём, снимет промокшую кофту, сядет и обнимет меня, как тогда в последний день перед отъездом в Ленинград. Дверь скрипнула, но вместо мамы на пороге появился Игорь Степанович. - Завтрак подан, сэр, прошу, - шутливо сказал он и, пошире распахнув дверь, пропустил меня вперёд. На завтрак было свежее коровье молоко и пироги с вишнями. „Вот уж действительно как дома”, - подумал я. После завтрака мы снова пошли в кинозал, там меня ждал невысокий лысоватый мужчина. - Григорий Иванович, - представился он и пожал мне руку, - сегодня мы с тобой будем работать целый день вместе. Работа предстоит серьёзная. Ты будешь задавать вопросы, а я буду на них отвечать, притом, чем больше вопросов, тем лучше. Пока не отвечу на все – не уеду. Договорились, - и он сел, приглашая меня сесть рядом. - А какие вопросы? – садясь возле него, спросил я. - А сейчас нам Игорь Степанович покажет кино, и я думаю, вопросы у тебя возникнут сами по себе. Включайте, Игорь Степанович. Игорь Степанович включил кинопроектор, и экран ожил. Происходящее на экране с самого начала заставило как-то съёжиться. На экране крупным планом были какие-то больничные койки, лежащие на них люди с мертвенно-бледными и какими-то почти не живыми лицами. - Что это? - спросил я и даже интуитивно прижался к Григорию Ивановичу. - Это, дорогой мой, госпиталь, где лежат люди, которые долгий период, а иногда уже и никогда не приходят в себя. А точнее, люди которые находятся в коме. Я не знаю, для чего, но мне сказали, что я должен тебе сегодня рассказать об этом состоянии, всю физиологию процесса, и как эти люди выходят, и если выходят с комы. Период и условия их реабилитации с последующей их адаптацией в обществе. У нас обо всём этом есть много документальных фильмов. Так что сегодня твоя задача смотреть и спрашивать, а потом ты будешь тренироваться быть в коматозном состоянии и выходить из него. Теперь я понял, для чего мне показывают всё это. Да, действительно, за это короткое время я должен как можно больше изучить эту роль и не просто её изучить, а и сыграть. И от того, как я это сделаю, будет зависеть моя жизнь и моя судьба. Я стал внимательно вглядываться в происходящее на экране и задавать вопросы. Если что-то было не очень понятно, Игорь Степанович останавливал кино и прокручивал его обратно. Иногда мы просто останавливали кинопроектор, и Григорий Иванович подробно мне рассказывал о том или о другом состоянии больного, показывая для убеждения принесённые с собой фотографии и книги. Его, наверное, предупредили, и он хотя сам врач, почти не употреблял в разговоре со мной медицинских терминов, а объяснял простыми и доступными словами. Сделав короткий перерыв на обед, мы снова продолжали работать. Чтобы я больше воспринимал происходящее на экране, Григорий Иванович часто просил останавливать проектор и заставлял меня изображать только что увиденное на экране. Вечером, перед ужином, он повёл меня в одну из комнат, открыл дверь и пропустил меня вперёд. Когда я вошёл, то даже испугался, я попал в одну из палат, увиденных мной на экране. Та же больничная койка, капельницы, какие-то приборы, простыни и подушка были зеленоватого цвета. - Ну вот, это твоё место жительства на эти дни. Не пугайся, ты должен привыкнуть, мне сказали, что ты должен привыкнуть к этой палате и побыть человеком, который находится в коме. Давай раздевайся и ложись, - Григорий Иванович подошёл к койке, отбросил верхнюю простынь. – Давай, Виктор, снимай с себя всё. Я начал раздеваться, оставшись в трусах и в майке, направился к койке. - Я же сказал всё, трусов и майки это тоже касается, или ты думаешь, если ты захочешь в туалет, так с тебя кто-то будет снимать трусы. - А как я должен ходить в туалет? - В утку, дорогой, в утку, - и Григорий Иванович улыбнулся, - а что здесь такого? Жизнь есть жизнь. И я вдруг понял всю глубину происходящего. Я готовил себя к каким-то испытаниям речью, поведением. Но самое главное лежать голым на всеобщее обозрение и даже в туалет ходить с чьей-то помощью. К этому я не был готов. - А как же я буду кушать? – ещё не понимая всего до конца, спросил я. - Вот это тоже правильный вопрос. Но, дорогой, кушать ты не будешь, тебя будут кормить. А ты, если у тебя получится, будешь лишь немного глотать, - и Григорий Иванович ещё жестом показал мне, что я должен ложиться. Я стоял в трусах и майке посреди этой импровизированной палаты, и из меня улетучивались последние романтические мысли о разведке. Я уже хотел плюнуть на всё, снова одеться и уехать отсюда далеко-далеко. Сзади меня кто-то громко кашлянул, я оглянулся и увидел дядю Юру, когда он зашёл я не заметил. - Что, оказывается, для разведчика страшнее пыток - это снять трусы и лечь в больничную койку? – как-то невесело спросил он. – Оказывается, геройство это не всегда грудью на амбразуру, а иногда нужно и голым задом на утку, - словно разговаривая сам с собой, продолжал он. Я стоял и лишь переводил взгляд то на дядю Юру, то на Григория Ивановича. Они молча наблюдали за мной. - Мы с тобой договаривались, если передумаешь, скажи. И, наверное, сейчас это время настало. - нарушил тишину дядя Юра. – И хорошо, что это происходит здесь, а не там. Тоже мне разведчик, за свой голый зад испугался, - рассердился я сам на себя и снял трусы и майку. Григорий Иванович помог мне забраться на койку и уже хотел накрыть меня простыней, но дядя Юра вдруг сказал: - Не нужно этого делать, здесь не холодно, а он пусть привыкает быть нагишом,- он подошёл ко мне и продолжал, - вот так закрой глаза и лежи, сейчас тебя придёт кормить Нина Владимировна. Я дёрнулся, но он, словно ожидая этого, придержал меня рукой. - Да, да, и кормить, и подносить тебе утку будет тётя Нина. Ты извини, сынок, и смирись с этим, а лучше расслабься и ничего не думай, потому что это очень важно, ощущать на себе чьи-то взгляды и не подать вида. Это нужно быть великим артистом, но я в тебя верю. Ты лежи, а мы будем за тобой наблюдать Сейчас твоим союзником может быть только слух. Я лежал голым на койке, и мне казалось, что я лежу посреди какой-то площади под мощными фонарями, а тысячи и тысячи людей смотрят на моё обнажённое тело. Через некоторое время послышался какой-то шорох одежды и стук посуды. Немного приоткрыл глаза и увидел склонившуюся ко мне с каким-то длинноносым чайником Нину Владимировну. Мне захотелось потянуть на себя до подбородка какое-то одеяло, но руки, словно свинцовые гири, лежали вдоль туловища. - А вот глаза открывать не надо, - откуда-то сзади раздался голос Григория Ивановича. Я со стыда снова закрыл глаза и почувствовал, что мне что-то вставили в рот и какая-то жидкость полилась внутрь, мне даже не приходилось глотать. Казалось, что это продолжалось целую вечность. Наконец всё прекратилось. Наступила тишина. - Можешь открыть глаза, - услышал я голос дяди Юры. - Очень, очень плохо, - сказал он и присел на стул возле койки. Я попытался встать, но он не разрешил это сделать и лишь набросил на меня простынь В комнате, кроме нас двоих, больше никого не было. Дядя Юра встал, прошёлся несколько раз возле дальней стены и снова сел. Я понимал, что сыграть человека, который находится в коме и чтобы при этом не заметили окружающие, – невозможно. И никакие просмотры кинофильмов этому не помогут. Понимал, наверное, это и дядя Юра. Он указательным пальцем поправил на переносице очки, внимательно посмотрел на меня и сказал: - Не волнуйся, ты ни в чём не виноват, это очень сложная задача, но у нас есть её решение, я думаю, что всё будет, как мы запланировали. - Я могу идти к себе? – стараясь встать, спросил я. - Нет, нет, - снова остановил меня дядя Юра, - эту ночь ты будешь спать здесь. Всё должно быть так, как есть. Постарайся уснуть, а завтра мы изменим программу твоей подготовки. Ты с утра отдыхай, а после обеда я приеду, и мы с тобой поговорим. А сейчас спокойной ночи, - он встал и, выключив свет, вышел в коридор. Я остался один. Луна своим светом за окном создавала уродливые тени в комнате, которые играли в какую-то замысловатую игру. Я был тоже частью этой игры, мне казалось, я вижу себя со стороны, голого среди этих теней и призраков. Тело было как ватное, мысли переплетались, не давая возможности сконцентрироваться и правильно проанализировать происходящее. Мне было всё безразлично и очень хотелось спать, скорее всего, в той жидкости было какое-то снотворное, - подумал я и вскоре уснул. Я проснулся, когда июльское солнце уже было высоко. Светлое безоблачное небо ничем не напоминало о вчерашнем дожде. Спрыгнув с койки и быстро одевшись, всё ещё стыдясь своей наготы, ещё раз осмотрел свою комнату-палату при солнечном свете. Она была куда более приятной, но всё же больничная койка, капельница и всё другое подталкивали меня быстрее покинуть это место. Я вышел в коридор, нигде никого не было, и только со стороны кухни слышался какой-то разговор. „Наверное, завтракают”, - подумал я и направился туда. Когда я вошёл, разговор прервали, я увидел Игоря Степановича и Нину Владимировну, они сидели за столом и пили чай. - О, а вот и наш герой, - ну садись, ты как раз вовремя, сейчас будем обедать, - улыбаясь, сказал Игорь Степанович. - Как обедать, а завтрак? - стараясь не смотреть на Нину Владимировну, спросил я. - Ну, завтрак ты давно проспал, сейчас уже полдень. Садись, садись, не стесняйся. Понимаешь, Витя, в нашей работе приходится по-разному, и если ты выбрал этот путь, то должен понимать, что быть обнажённым, но живым, это намного лучше, чем одетым, но мёртвым. А Нина Владимировна в своей жизни не раз видела голых мужиков, так что престань краснеть и давай кушай, - сказал Игорь Степанович, после того как я сел возле него и Нина Владимировна поставила передо мной тарелку какого-то супа, положила ложку и хлеб. Я, проголодавшись со вчерашнего дня, не мог ничего понять, может, это какая-то шутка. Видя моё недоумение, Игорь Степанович пододвинул поближе ко мне тарелку, сунул в руки ложку и сказал: - Это всё, больше ничего не будет. Только не подумай, что нам не хочется тебя сытно накормить, но ты сам должен осознать, ведь ты мальчик, который болеет, и эти дни надо поголодать, чтобы появилась бледность н твоём лице, а у нас осталось мало времени. После его слов я всё понял и принялся опустошать тарелку. Затем мне дали ещё чай без сахара, и обед закончился. Я встал из-за стола такой же голодный, как и садился, но понимание того что моя подготовка продолжается и так нужно, в какой-то мере ослабляли чувство голода. Я поднялся к себе в комнату и, чтобы не думать о еде, начал развязывать психологические тесты. Спустя некоторое время дверь отворилась и в комнату вошёл дядя Юра. - Ну, как дела Виктор? - Спасибо, ничего. - Ничего это и есть ничего, дела бывают или хорошо, или плохо. - Тогда, наверное, хорошо, - ответил я. - Вот, это другой разговор, - сказал он и сел возле меня. - Чем занимаешься? - Да вот, решаю тесты. - Тесты - это неплохо, но давай мы их отложим в сторону и поговорим. Ты ещё не передумал участвовать в этом проекте? Заметь, последний раз спрашиваю. - Я согласен, но я боюсь, что выкажу себя в клинике. Я не уверен, что смогу сыграть мальчика без сознания. - Да, ты прав, никак не сможешь. Ты бы посмотрел на себя вчера со стороны. Лежишь правильно, без движения, а лицо заливает краска, особенно когда к тебе подошла Нина Владимировна, - дядя Юра улыбнулся. Я молчал. Я ещё раз вспомнил это всё, и мне стало не по себе. Что я мог ответить на это? Что я старался, но ведь краску на лице не проконтролируешь. - Но оставим всё это в прошлом. - Дядя Юра встал и начал ходить по комнате. Я тоже встал, но, не решаясь отойти от стола, так и остался стоять. - Да ты садись, в ногах правды нет, мы сейчас будем говорить о самом главном. Поэтому будь внимательным. - Он подошёл, пододвинул поближе ко мне стул и сел. - Ты поступал как мог. Есть вещи, которые нам не подконтрольны. Поэтому, чтобы не случилось того, что было вчера, тебе придётся принимать лекарство и некоторое время действительно быть в бессознательном состоянии. По мере уменьшения дозы лекарств ты будешь медленно и естественно выходить из этого состояния. Не бойся, лекарства не вредны, но так будет надёжнее. Давать тебе эти лекарства будет наш человек, который будет находиться возле тебя и лечить тебя, но о тебе и о твоём задании он ничего не знает. Ты согласен? - Согласен, если вы считаете, что так надо, и я думаю, так будет надёжнее. А что я должен буду делать потом, когда приду в себя? - Ну, об этом мы ещё поговорим, У нас ещё время есть, а ты продолжай обучения и тренировки,- и, пожелав мне спокойной ночи, вышел. Оставшиеся несколько недель со мной занимались психологи и учителя английского языка. Чтобы не было на лице загара, я выходил на улицу только утром и вечером, а спал уже не в комнате, а в палате. Иногда приезжал дядя Юра, мы с ним долго беседовали, он знакомил меня с моим новым прошлым и много говорили о разных вариантах будущего. Однажды вечером, когда я повторял английский, в комнату вошёл дядя Юра. После того как мы поздоровались, он сел возле меня, открыл принесённую папку и вынул оттуда какие-то зелёные бумажки. - Вот, посмотри, что это? Я взял принесенные бумажки и стал их рассматривать. На них были нарисованы какие-то здания, портреты разных людей, цифры. - Скорее всего, это какие-то деньги, - сказал нерешительно я, боясь ошибиться. - Да, ты не ошибся, это действительно деньги, и не какие-то, а самые что ни есть настоящие американские доллары. Вот это один доллар, это пять, десять, пятьдесят и сто. После его слов я ещё более внимательно начал рассматривать эти бумажки. Я впервые видел эти деньги и только слышал, что за них можно купить всё, у них даже запах был какой-то особенный, не такой, как у наших рублей. Для меня это были не только деньги, а заочное знакомство с той далёкой страной. Дядя Юра взял одну из этих бумажек и протянул мне: - Вот смотри, десять долларов, это портрет их шестнадцатого президента Авраама Линкольна, а теперь посмотри с другой стороны, видишь здание, вот давай мы возле этого здания поставим автомобиль. Он забрал у меня десять долларов, вынул перьевую ручку и прямо на банкноте нарисовал небольшой автомобиль. Потом положил банкноту и ручку передо мной и сказал: - А теперь ты заверши этот рисунок, видишь, там нет колёс, дорисуй. Я взял ручку и с осторожностью нарисовал колёса. Мне было не понятно, зачем всё это, да ещё на таких больших деньгах, - Теперь дорисуй ещё пару кружков выхлопов из глушителя, - продолжал дядя Юра. Я механически нарисовал два кружка сзади машины. Дядя Юра забрал у меня деньги, посмотрел на наш рисунок и дорисовал ещё один кружок выхлопных газов. - Ну вот, мы с тобой вместе испортили их десять долларов. Хотя не испортили, такие деньги принимают, мы просто нарисовали детский рисунок. Как ты думаешь, зачем? –обратился он снова ко мне. - Наверное, чтобы как-то отличить эти деньги, - сказал я. - А вот здесь ты прямо в точку. Возьми, ещё раз посмотри этот рисунок и запомни, где бы это не произошло и когда бы это не произошло, человек, показавший тебе эти десять долларов, будет от меня. Но ты, увидев этот рисунок, должен спросить о том, кто его рисовал, и он в подробностях должен рассказать, какие части этого рисунка рисовал я, а какие ты. Только после этого ты ему сможешь доверять. Вот так мы с тобой и свяжемся, но это будет не очень скоро. И запомни ещё одно, сынок, если со мной что-нибудь случится, я тебя никому не передам, потому что загубят или сдадут. О тебе буду знать только я, и только от меня может прийти этот человек. А если не придёт, значит, живи сам, как знаешь, и поступай как велит совесть. Мы проговорили с ним почти целую ночь, он отвечал на мои вопросы, а я отвечал не его. Где-то под утро дядя Юра встал и начал собираться. Я тоже поднялся, он подошёл ко мне, положил руки мне на плечи и внимательно посмотрел в глаза. - Ну вот и всё, в ближайшие годы мы не увидимся, я на тебя очень надеюсь, мой мальчик, очень. Запомни, чтобы не случилось, мы не сможем тебе помочь, потому что любая наша помощь пойдёт тебе во вред. Ты просто забудь свою жизнь до этого и начинай с нуля, тогда у тебя всё получится. Ты будешь как та птица Феникс, возродившаяся из пепла. Я так и буду тебя называть: „Феникс”. А сейчас ложись спать. Да храни тебя Господь, - он крепко обнял меня и поцеловал. В дверях он оглянулся, внимательно посмотрел на меня и сказал: - Всё будет хорошо, я в тебя верю, - он кивнул мне на прощание головой и ушёл. После ухода дяди Юры, несмотря на позднее время, я долго ворочался в постели и не мог уснуть. Мой сон прервала чья-то рука у меня на плече. С трудом открыв глаза, я увидел Игоря Степановича. - Что-то случилось? – спросил я и сел на кровати. - Нет, ничего, но пора вставать. Давай умойся, одевайся, и будем собираться в дорогу. Вот здесь костюм, рубашка, туфли, примерь, должно подойти, сам выбирал, - сказал он, указывая на одежду на спинке стула. Я умылся и начал примерять свою новую одежду. Всё было как по мне и пахло какой-то свежестью. Взглянув в зеркало на дверце шкафа, я был приятно удивлён. Хоть и говорят, что не одежда красит человека, но меняет она его здорово. Игорь Степанович тоже со всех сторон осмотрел меня и довольный, видимо, что его покупки подошли мне в пору, сказал: - Вот это парень, хоть сейчас жениться. Ну ладно, пошли обедать. Мы спустились вниз и прошли на кухню. Там никого не было, только напротив моего стула стояла тарелка с какой-то жидкой кашей, чашка с чаем и лежал кусочек хлеба. Ничего не спрашивая, я молча принялся кушать. - Пообедаешь, выходи и обожди меня на улице, - сказал дядя Игорь и вышел из кухни. После обеда я вышел из дому и, устроившись на лавочке, стал его ждать. Во дворе никого не было. Чтобы не вспотеть, я снял пиджак и расстегнул воротник рубашки. Вскоре на улицу вышел Игорь Степанович. Он тоже был в костюме, а в руке держал небольшой чемодан. - Ну что, присядем на дорожку, - Игорь Степанович сел возле меня. – Ну, с Богом, - сказал он, посидев минуту, и мы направились к калитке. По ту сторону забора нас ожидал тот же автомобиль, который привёз меня сюда несколько дней назад. Мы сели на заднее сидение, мотор заурчал, и мы поехали. Шофёр, как и тогда, молча крутил руль, тихо посвистывая. Прошло всего несколько недель, как я приехал сюда, а казалось, что уже прошла целая вечность. Недавно я ехал по этой дороге и мечтал о суворовском училище, а сейчас это уже, казалось, было далеко в прошлом. За эти дни в моей жизни многое изменилось, а самое главное изменился я сам. Я ехал в неизвестность, а точнее, это уже был не я. Через некоторое время автомобиль подъехал к большому зданию аэропорта. Мы быстро прошли паспортный и таможенный контроль, затем сели в автобус, который отвёз нас к трапу самолёта на Париж. Я первый раз находился в самолёте и старался рассмотреть каждую деталь. Игорь Степанович, видимо, понимал меня и ни о чём не спрашивал. Раздался зычный рёв двигателей, и самолёт, покачиваясь, стал набирать разгон. Через мгновение он легко оторвался от земли и начал набирать высоту. В ушах заложило и с непривычки мне стало тяжело дышать, но скоро это прошло. Самолёт выровнялся, и нам разрешили расстегнуть ремни безопасности. Появились бортпроводницы, они развозили обед, очень вкусно пахло, продукты были разложены в интересные коробочки, и это ещё больше притягивало. Но я знал, что мне нельзя кушать, и, выпив только чай без сахара, отставил всё это в сторону. Игорь Степанович, наверное, из солидарности со мной тоже не притронулся к обеду. - Как ты? – спросил он, обращаясь ко мне. - Всё хорошо, просто много перемен и всё так быстро. - В нашей жизни всё очень быстро. Ты постарайся ни о чём не думать, а ещё лучше поспи, – он запрокинул голову и закрыл глаза, всем видом показывая, чтобы я брал с него пример. Мне не хотелось спать, но я тоже закрыл глаза и постарался сосредоточиться на чём-нибудь. Но удивительные свойства памяти не позволяли думать о прошлом, потому что оно оставалось где-то далеко позади, а будущее было неизвестно. На душе была какая-то неопределённая лёгкость, которая бывает у листьев, сорванных ветром с деревьев. - Ну как, выспался? - услышал я голос Игоря Степанович и открыл глаза. Я хотел ответить, что не спал, но увидел, что самолёт стоит в освещенном аэропорту, а все пассажиры пробираются к выходу. Мы тоже начали собираться. В отличие от Москвы, нам не пришлось садиться в автобус. С самолёта мы вышли прямо в аэропорт. - Аэропорт Шарля де Голля, - сказал Игорь Степанович, когда мы вышли в ярко освещённый стеклянный зал. Покрутившись по коридорам и получив свои вещи, мы вышли на улицу. Перед зданием аэропорта стояло много автомобилей, но Игорь Степанович, видимо, знал, что нам нужно, и уверенно повёл меня к одному из них. Попросив меня подождать в сторонке, он подошёл к водителю и, о чём-то переговорив с ним, позвал меня. Автомобиль отъехал от аэропорта и направился в сторону города. Когда мы подъезжали к Парижу, Игорь Степанович попросил водителя остановиться. Тот свернул на обочину, и мы остановились возле какого-то парка. - Выйдем, подышим парижским воздухом, - обратился он ко мне. Мы вышли из автомобиля и отошли немного в сторону. Ровно скошенный газон, покрытый капельками вечерней росы, серебрился под светом уличных фонарей. Впереди морем огней светился вечерний Париж с грациозным символом Франции – Эйфелевой башней. - Красиво, - не смог сдержать восхищения, сказал я. Игорь Степанович промолчал, затем посмотрел на меня и спросил. - Не передумал, не страшно? - Нет, не передумал, да и это ведь всё не надолго, и я снова смогу всё это увидеть. - Да, ты прав, ну, тогда держи, - он протянул мне маленькую бутылочку. Я открыл крышку и, сделав несколько глотков, опустошил её. - Ну вот и всё. - сказал Игорь Степанович, забрав её у меня. – Ты молодец, Виктор, и мы в тебя верим, ты только не сдавайся. - Не сдамся, не беспокойтесь, - сказал я, и язык начал заплетаться. Игорь Степанович взял меня под руку и повёл к машине. Огни большого города начали сливаться в одну точку, и через какое-то мгновение я провалился в темноту. 1992 год Перед обедом в кабинет зашёл Джеймс - Слушай, Гарри, нас просит зайти к себе Майкл. - Что-то серьёзное? Или вместе пойдём обедать? - Да не знаю, - и он как-то в упор посмотрел мне в глаза. - Ну, тогда присядь, я сейчас закончу, и пойдём. - Нет, пошли, он просил срочно. Мы вышли из кабинета. Уже идя по коридору, я ещё раз вспомнил его глаза, что-то в них было необычное. Я хотел спросить, что случилось, но мы уже входили в кабинет Майкла. Майкл, сидя в своём кресле, смотрел где-то поверх наших голов и, как всегда, держал в руках кубинскую сигару, периодически нюхая её. Он никогда не курил, я знал его уже много лет, но он даже сам не мог объяснить эту привычку, о которой знали все в управлении, и немного подшучивали над этой его слабостью. Но это была, наверное, его единственная слабость. - Садитесь, – не меняя направления взгляда, сказал Майкл. Он ещё некоторое время смотрел куда-то вдаль, думая о своём, потом как бы с большим трудом посмотрел на меня и сказал: - Послушай, Гарри, ты мне не поможешь, а то я вот решаю ребус и не могу его решить. Нам русские, ну знаешь, эти новые взаимоотношения, в порядке обмена информацией, уже второй раз дают ориентировку о каком-то очень законспирированном агенте «Феникс». Как они сообщают, это был личный агент Андропова. Они сами о нём имеют очень скудную информацию, притом десятилетней давности, ни фамилии, ни адреса, только какие-то штрихи: колледж, морские котики, университет и ЦРУ. Мы уже перебрали всех, кто хоть немного подпадал под эту категорию, но всё напрасно. Я думал, что это они нам подсунули дезинформацию, но вот несколько дней назад я встретился с их представителем, и они ещё раз подтверждают. И у меня такое впечатление, что им самим интересно, кто же числился в личных агентах самого председателя КГБ. Вот оно, подумал я, всё же сдали, а точнее предали, эх Юрий Владимирович, Юрий Владимирович, вы точно определили, что сдадут, и сделали всё, чтобы этого не случилось. Да, видно не всё, как там у кого то из великих: „Рукописи не горят”. Я смотрел на своих друзей и поймал себя на мысли, что, наверное, это последний раз я имею право называться их другом. Две пары глаз смотрели на меня, нет, в них не было злости или чего-то враждебного, у них где-то в глубине трепетала какая-то жалость. Жалость, которую испытывают к ребёнку, старику, больному. Тишина, которая воцарилась в кабинете, давила на уши. Я никогда не думал, что тишина может так давить. Казалось, ещё мгновение этой тишины - и всё взорвётся. - Что ты молчишь, Гарри? – не отрывая от меня взгляда, сказал Джеймс. - А что бы вы хотели услышать? - Хотели, чтобы ты сказал, что ты здесь ни при чём, и мы забросим эту дезу далеко и забудем об этом. Ведь так, Майкл? Он посмотрел на Майкла, и тот, не мигая, кивнул головой. - Нет, господа, к большому сожалению, это не деза, – как-то совсем безразлично сказал я. Я понимал, что это всё. Но не было никакого страха. Наверное, все эти двадцать лет в ожидании, что тебя всё равно раскроют, где-то притупили чувства страха, и я сам, того не ожидая, ощутил какую-то лёгкость и безразличие ко всему окружающему и к самому себе. Я ничего плохого не сделал этой стране, этому народу, но я для них был шпионом, я был кротом среди них. Они ещё несколько минут назад думали, что это окажется неправдой, ведь мы друзья уже много лет, в бою мы прикрывали друг друга, и на службе в ЦРУ, даже при этой специфике работы, мы всегда были одной командой. Это был удар не только для меня, но и для них. - Скажи нам, мы ведь тебя знаем давно, ты далеко не трус, что же случилось? – Майкл, словно взбираясь в гору, тяжело выдавливал из себя слова и не мог подобрать подходящего, чтобы дать точнее определение моей участи. - Деньги, компромат или идеи? Ведь ни одно, ни другое к тебе, как мне кажется, не подходит. Ты не беден, смелый, сильный, неужели ты столько лет мог скрывать от нас своё предательство? Что тебя и как побудило к этому? Ведь ты же один из нас. Мы же даже при нашей паскудной работе тебе всегда верили. Как ты мог предать страну, друзей, память своих родителей? Ты, который тянул меня раненного десятки километров, спасая от смерти и сам будучи раненным, отдал последнюю воду. Гарри, объясни, что случилось? - Я никогда и никого не предавал. Да, я агент КГБ «Феникс». Я прошу вас, мне сейчас очень тяжело говорить. Майкл, вызывай людей из внутренней безопасности, не ты же мне будешь накладывать наручники. Это ведь не в твоей компетенции, да и я бы этого не хотел. Я вас прошу. - Обожди, Гарри, мы ведь твои друзья, не думаешь ли ты, что сколько мы с тобой вместе, мы можем оставить тебя вот так? Ты ведь не из тех, кто предают, что случилось? Возможно, тебя подставили? - Нет, меня не подставили. Помнишь, Майкл, ты когда-то рассказывал, что в детстве читал Жуль Верна „Пятнадцатилетний капитан”? Ты на каком языке его читал? - Как на каком, на своём родном - английском, а при чём здесь это? - Я тоже в детстве читал эту книгу на своём родном языке. Но это был украинский. - Постой, Гарри, я тебя знаю с колледжа, какой украинский, о чём ты говоришь? - Знаете, ребята, вы хотели, чтобы я объяснил, что случилось, я объясню, я расскажу вам всё. Всё, что со мной было и кто я, потому что вы мне дороги, и у меня нет никого ближе, чем вы. Это правда. И я начал рассказывать им о той прежней жизни, в которую порой уже и сам не верил, не верил, что это был я. Но память хранила всё. Рассказывая о своём босоногом детстве, я даже ощутил на ногах тепло дорожной пыли, запах спелых абрикос. Рассказывая о своих родителях, мне даже почувствовалась тёплая, нежная мамина рука, которой она в последний раз застёгивала верхнюю пуговицу моей рубашки. Я вдруг поймал себя на мысли, что, боясь быть раскрытым, я даже запрещал себе вспоминать о доме, о родных. И как никогда, мне вдруг захотелось хоть на мгновение побывать там, припасть к маминым ногам и просить прощения за все эти годы, сказать: „Мама, я жив”. Я рассказывал всё, и о первой встрече с Андроповым, и в подробностях о самом внедрении, о мыслях, которые меня мучили все эти годы. Это был уже не рассказ, это была уже какая-то исповедь. Не перед присутствующими здесь Майклом и Джеймсом, а перед тем пятнадцатилетним мальчиком с украинского села и его матерью, которая до сих пор его оплакивает и надеется, что когда-нибудь он вернётся. Я исповедовал сам себе за все эти годы молчания. Не знаю, на чём я остановился, никто ничего не спрашивал и не уточнял. В кабинете опять воцарилась тишина, но эта тишина уже была другой. Я посмотрел на ребят, Джеймс сидел на подоконнике и смотрел куда-то в окно, а Майкл уставился на свою растёрзанную сигару, словно собирался её склеить. - Ну вот и всё, вы хотели это услышать, вы это услышали, – чтобы как-то нарушить молчание, сказал я. - Да, - словно выйдя из какого-то оцепенения, сказал Майкл. Он выбросил уже ненужную сигару в мусорный ящик и встал из-за стола. Я тоже встал. - И ты за эти годы не передавал никакой информации? – спросил он. - Нет, никогда. Когда был жив Андропов, я не владел достаточно серьёзной информацией, да он этого и не требовал, а когда его не стало, он, как и обещал, никому меня не передал. Но, как видите, что-то осталось в их архивах. Джеймс встал с подоконника и подошёл к нам. - Слушайте, а ведь Андропов гений, он в тебе не ошибся, ты без чьей либо помощи достиг таких вершин разведки, что другим такое и не снилось. Русские даже не представляют, кого они сдали. Даже за сотую часть той информации, которой владеешь ты, многие государства готовы заплатить большие деньги. А они нам тебя сдали задаром. А в принципе, Гарри, или, ты извини, как тебя звали в детстве, Виктор, я горжусь нашей дружбой. Ты действительно никого не предал, все твои годы жизни здесь, твоё становление - это геройство. Ты разведчик, и твоя история войдёт в учебники и пособия многих спецслужб. - Не войдёт, – мне показалось, что Майкл это не сказал, а крикнул, - не войдёт, потому что она от сюда не выйдет. Он выразительно посмотрел на меня и сказал: - Гарри, ты никого не предал, это тебя предали. Ты иди к себе в кабинет, побудь пока там, а я пойду к руководству. Ты много сделал для нашей страны, и я знаю, как к тебе относятся. Думаю, они поймут тебя так же, как поняли мы. Я посмотрел на ребят и пошёл к выходу. Уже в самых дверях Майкл окликнул меня. - Слушай, Гарри, не делай никаких скоропоспешных выводов. Мы тебе верим, а ты верь нам. Дверная ручка не проворачивалась, словно приросла к двери. Я встал, хотел оглянуться, но вдруг слёзы накатились на глаза, я не хотел, чтобы их видели ребята, резко дёрнув ручку, я вышел в коридор. Как в тумане дошёл до своего кабинета, и вдруг очень захотелось курить, хотя я никогда не курил. Мне хотелось вернуться в кабинет к Майклу, вытащить из мусора его потрёпанную сигару, зажечь и затянуться горьким дымом. Это желание не уходило, и меня больше ничего не интересовало. Я только видел зажжённую сигару, конец которой вспыхивает при каждой затяжке. Я чувствовал даже аромат этого дыма. Это было как наваждение. Не знаю, сколько это продолжалось, мне казалось, что моё сознание лопнет от этого дыма, когда раздался телефонный звонок. Звонил прямой телефон, соединяющий меня с заместителем директора. Я поднял трубку. - Гарри, зайдите сейчас ко мне, я вас жду. – услышал я в трубке его хрипловатый голос. - Хорошо, сейчас буду, - я положил трубку и пошел к двери. В кабинете Келдера, кроме него, были ещё Майкл и Джеймс. Я снова повторил свой рассказ, потом было много вопросов. Под конец нашего разговора Келдер сказал: - Ты понимаешь, Гарри, я тебя немало лет знаю, и мне хочется сейчас набить морду тому русскому, который тебя сдал. Ведь мы так спокойно с тобой жили, а теперь как? Вот что, иди домой, будем считать, что ты под домашним арестом. А к утру ко мне на стол в письменном виде всё, что ты здесь нам рассказал. Иди, кроме этого, ты как наш лучший аналитик, свои аналитические соображения касательно этой истории. Понятно? Я молча кивнул головой. - Ну и хорошо. А всем присутствующим напоминаю, об этой истории не должен знать никто. Всё, все свободны. На следующее утро ко мне зашёл Майкл. - О, ты, наверное, совсем не спал – посмотрев на меня, сказал он. - Кофе будешь? - не отвечая на его вопрос, спросил я. - Не откажусь, только сделай очень крепкий, я тоже не выспался, а впереди много работы... Майкл сел в кресло и прикрыл глаза. Я сделал два кофе и присел на соседнее кресло, поставив чашки на столик между нами. Он взял чашку вместе с блюдцем, поднёс к лицу и начал как-то по особенному вдыхать ещё струящийся пар над кофе. - Хороший кофе, ты знаешь, меня больше прельщают запахи пищи, чем её вкусовые качества. - Да, я заметил. Но он и на вкус хороший, или боишься что я что-то подсыпал? Он улыбнулся, посмотрел на меня и, залпом надпив полчашки поставил её на столик. - Слушай, Гарри, мне бы стояло обидеться на тебя, но, учитывая твоё состояние, я не буду. И запомни, что моё отношение к тебе совсем не изменилось. А теперь по делу. После того, как ты ушёл, Келдер попросил меня остаться, мы с ним ещё долго говорили о тебе. Потом он пошёл к директору, всё рассказал о твоей истории, о наших предположениях. - Ну, и какой же вердикт? - Ты знаешь, этой ночью мы с Джеймсом перепроверили всю базу данных о тех операциях, о которых ты знал или хотя бы косвенно был связан, уже не говоря об операциях, лично разработанных тобой. За все эти годы не было никакого сбоя по всем этим операциям или хотя бы малейшей утечки информации. Это подтверждает твои слова о том, что ты не имел никаких контактов с КГБ. Поэтому сегодня утром принято решение, что и далее считать переданную нам информацию – дезинформацией, а вчерашней твоей исповеди не было. Была просто аналитическая игра. - Это как понять? - А очень просто. Сегодня сказать, что ты, за которым стоят разработки многих успешных операций и без подписи которого директор не признаёт аналитических отчётов, – шпион КГБ, это сделать первые шаги по направлению в психбольницу. Да и, кроме твоего вчерашнего рассказа, у нас против тебя ничего нет. - Но рассказ же был. - Да, а может, это какой-то сценарий из твоих новых разработок. Кто нам поверит, если ты завтра скажешь, что это была шутка. - Но это была не шутка, и ты это знаешь. - А я не хочу это знать, и Джеймс не хочет это знать, а Келдеру вообще не нужны твои бредни. Сегодня утром, после того как мы с Джеймсом всё перепроверили, мы с Келдером были у директора. - И что он сказал? - Он сказал, что ты нас здорово разыграл, и чтобы все забыли о вчерашнем разговоре. Мы сказали, что уже всё давно забыли. - И это всё? - Всё, если не считать, что Келдер просил, чтобы ты к нему зашёл к 16:00. - Слушай, Майкл, но ты же не считаешь меня сумасшедшим, и то, что я вас разыгрывал? - Конечно, нет. Но это сегодня никого не интересует. Будем считать, что ты в пятнадцать лет эмигрировал в Америку, вот и всё. То было в прошлой жизни, а мы тебя знаем в этой жизни, и ты наш друг. Так что не надо переписывать биографию, которая лежит у тебя в личном деле. Таким Америке ты больше нравишься, да и нам тоже. - А что же делать с отчётом, который я приготовил для Келдера? - и я показал на стопку бумаг на краю стола. - Кому нужен этот отчёт, лучше назови его неудавшимся сценарием и сожги. И хватит об этом. Я ухожу, а ты можешь побыть дома, отдохнуть. Но не забудь на 16:00 к Келдеру. Он встал, небрежно махнул мне рукой и ушёл. Я долго ещё сидел, прокручивая в голове наш разговор и всё, что произошло за эти два дня. За годы, проведённые в разведке, мне приходилось участвовать в разработке многих операций, и я понимал, что при всём раскладе это правильное решение. Кого интересует моё детство? А всё остальное было уже на виду. Да и кому нужны сегодня наши внутренние разборки, тем более скандалы, за которыми ничего не стоит. Я встал, взял стопку исписанной бумаги и пошёл на кухню. Сжигая страницу за страницей, я уже в который раз прятал в глубине памяти своё детство. *** В назначенное мне время я зашёл к Келдеру. Увидев меня, он встал из-за стола и вышел навстречу, поздоровался со мной за руку и пригласил сесть за небольшой столик в углу комнаты. Мы расположились в удобных креслах. - Мне Майкл доложил о вашем утреннем разговоре. Так что не будем возвращаться к этому. Могу только одно сказать, моё отношение к тебе не изменилось. Ведь ты вчера мог бы этого не сказать. А приехать в Америку в пятнадцать лет и достичь того, чего достиг ты, это говорит о тебе как о незаурядном человеке. Я тебе, как человек, видевший жизнь во всех её проявлениях, могу сказать только одно – ты молодец. Ну а теперь по делу. Что же дальше? Ведь у нас было много разных случаев, и я всегда с тобой советовался, как поступать. Но там в главных ролях были другие, а здесь ты. Но я хочу, чтобы ты сам предложил сценарий своей дальнейшей жизни. Ты, наверное, уже думал об этом? - Да, думал. - Тогда я тебя слушаю. - Если даже считать, что вчерашнего разговора не было, то я всё равно должен уйти с компании. А о том, что дальше, пока ещё не думал. Но вы можете быть спокойны, интересы нашей компании предавать не собираюсь. - Ну, мог бы этого и не говорить, мы тебе верим. Хотя согласно наших правил и после увольнения ты долго ещё будешь находиться под контролем. А такой аналитик, как ты, тем более. Но тут есть другой вопрос. Ты знаешь, что Майкл уходит в отставку, а точнее, на другую работу. - Нет, а что случилось? - Да ничего, просто, как он говорит, что не согласен с политикой руководства. А скорее всего - амбиции. Я его уже два раза предлагал на повышение, но там, наверху, кое-кто против. А он тебя рекомендовал на своё место. А теперь и ты, и он. - А куда он уходит? - Ну, наверное, он сам тебе всё это расскажет. И представляю, как он будет рад, что ты уйдёшь, будет тебя приглашать за собой. Я уже думаю, не разыграли ли вы меня, чтобы обоим удрать. Вы же друг без друга уже не можете. - Нет, ничего мы не разыгрывали. Я даже не знал, что Майкл уходит. - Да, верю я тебе, наверное, судьбе так угодно. Знаешь, скажу по правде, завидую я вашей дружбе. Он за тебя здесь вчера глотку готов был перегрызть. Так что ты не отказывайся, когда приглашает за собой. - Если пригласит? - Пригласит, пригласит. В этом не сомневайся. Ну, а меня не забывай. Если будет нужна помощь, обращайся, - Келдер встал и протянул мне руку, - не прощаюсь, а говорю - до встречи. - Спасибо, я никогда не забуду то, что вы для меня сделали. И тоже говорю, до встречи, - я пожал его руку и вышел из кабинета. В приёмной секретарь передал мне, что Майкл просил зайти к нему, когда я освобожусь. Я спустился этажом ниже и зашёл в кабинет Майкла. Он работал за компьютером, увидев меня, он поднялся и пошёл мне на встречу. - Ну, как разговор с Келдером? - спросил он, жестом приглашая меня сесть за приставной столик, а сам расположился напротив. - Я ухожу из компании, ты ведь сам понимаешь, это самое правильное решение. Келдер не возражает. - А чем дальше будешь заниматься? – испытывающе посмотрел на меня Майкл. - Ты знаешь, я не совсем бедный человек. Отдохну несколько лет, поезжу по миру, возможно, женюсь. - Да, жениться - это правильная идея. А вот поездить по миру - это будет труднее, мы ведь не совсем выезные. - Тогда куплю себе домик на берегу океана и буду ловить рыбу и пить виски. - Вот, вот, я тебя уже вижу на берегу океана с удочкой, а вокруг ни души и никакой информации, никаких аналитических разработок и никаких мозговых атак. Полный штиль в голове. Зная тебя, наверное, дня два ты бы так продержался, но не больше. Мы ведь с тобой больные люди, мы не можем жить без информации, а ещё больше, чтобы постоянно не работать с информацией и не разрабатывать какие-то решения. - Ты так меня убеждаешь в этом, словно хочешь что-то предложить, - не удержался я. - Да, хочу, я ухожу из компании в одну очень интересную организацию и хотел бы, чтобы ты пошёл со мной. - Ты знаешь, если бы Келдер мне не сказал, что ты уходишь, а услышал это от тебя первого, я бы, не задумываясь, согласился, а сейчас, когда все знают, что ты уходишь, а я нет, значит, у тебя уже нет доверия ко мне. Наверное, стоит серьёзно об этом задуматься. - Ну, во-первых, не все, а только Келдер, а во-вторых, я собирался тебе вчера это сказать, но вчера так получилось… Не нужно обижаться, я и сам только сегодня утром принял окончательное решение. А вчерашний разговор нисколько не повлиял на наши отношения, может, даже ещё больше укрепил их, - Майкл замолчал и устало посмотрел на меня. - А почему ты уходишь, ведь ты об этом раньше никогда не говорил? - Да я об этом и сам никогда не задумывался. Но сейчас кое-что изменилось. На некоторые руководящие посты в стране пришли люди, против которых когда-то выступал мой отец. Сегодня они вспомнили об этом и решили отыграться на мне. Так что у меня в ближайшее время нет никакой перспективы, а возможно, даже наоборот. Эти люди уже с многими так поступили. Взвесив всё это, я решил уйти. И Келдер со мной в этом согласен. Притом у меня есть предложение, которое даёт мне возможность и дальше заниматься тем, чем я занимался, но ещё с большими возможностями. - Поконкретнее, можешь? - Можно и поконкретнее. Помнишь, мы с тобой иногда говорили, что есть какая-то структура, которая правит всем. У нас даже была кое-какая информация об этом, но нам запретили этим заниматься. Так вот, это действительно так. Есть люди, которые правят миром. - Хотят править или правят? - Пусть будет – хотят. Эта структура международная. У них есть огромные финансовые ресурсы и такая же организация, как наша компания, но, наверное, посильнее. Мне предложили там должность начальника аналитического управления с неограниченными полномочиями и финансовыми ресурсами. Правда, эта организация очень законспирирована, и там очень жёсткий контракт. - А как же патриотизм, борьба за справедливость? Может, тебе специально создали такие условия, чтобы ты ушёл отсюда и пошёл туда? - Не исключено. Я об этом думал. Но думаю, что лучше самому организовать этот процесс, чем быть его исполнителем. Ведь последнее время мы с тобой выполняем некоторые задания, скорее всего, этой организации, чем своего правительства, только не знали об этом. А патриотизм, может, и заключается в том, чтобы стоять у самых истоков всего этого и в последний момент предотвратить что-то страшное. И я был бы очень рад, если бы рядом со мной был ты. Тогда бы мы с тобой сделали больше. - Но ты же представляешь, насколько это опасно? - А что, мы с тобой когда-то играли в неопасные игры? Помнишь, когда-то ты мне сказал: „Нельзя играть во взрослые игры, сидя в песочнице”. Это как раз наступил тот момент, когда нужно сыграть во взрослую игру. Так ты со мной? - Если ты решил играть во взрослые игры, не могу же я тебя бросить. А как Келдер? - Келдер, мне кажется, догадывается, куда я иду, но он старый служака, и на таких ещё держится этот мир. 1993 год Через некоторое время мы с Майклом уже работали в другой организации. Расставание с ЦРУ прошло безболезненно, если не считать некоторых документов, что мы подписали. Здание, в котором разместился наш отдел, находилось на одной из тихих улочек большого города. Майкл был назначен начальником отдела. Отдел занимался изучением и разработкой спецпрограмм для славянских стран. Поэтому большинство из числа сотрудников были или выходцами из той или иной страны, или бывшие разведчики спецслужб разных стран, в своё время работающие в этом направлении. Здесь не спрашивали о прошлой жизни, нас объединяла только работа. Даже фамилия или имя её владельца мало о чём говорили. Почти все владели несколькими языками и в первую очередь своим родным. Мне это много помогало, я тоже часто вспоминал свой родной язык, но всё же рабочим языком у нас был английский. Казалось, что здесь собраны люди из всех разведок мира. Информационное обеспечение не уступало ЦРУ, а в некоторых случаях даже было на уровень выше. На первой моей встрече с руководителем этой организации мне сказали, что наше дело - разрабатывать проект и его механизм осуществления, а всё остальное будут делать другие службы. Также было отмечено, что мы не бюджетная организация и, если поставлена задача, мы должны думать о механизме её осуществлении, а не о её стоимости. В том, что это так, я убедился через некоторое время, когда то, что мы разрабатывали на бумаге, можно было увидеть с экрана телевизора в той или иной стране в новостях, как происшедшее событие. *** Когда я вошёл в кабинет к Майклу, там уже были Дэвид и Луис. - Садитесь, Гарри – сказал Майкл. - Итак, господа, нас здесь четверо, то, о чём мы будем говорить сейчас, должно остаться между нами. Я понимаю, здесь все профессионалы, и не стоит об этом вас предупреждать, но всё же. Господа, развал Советского Союза, в котором мы принимали участие, так сказать косвенно, остался позади, и сегодня на глобусе появилось пятнадцать новых, как они говорят, независимых государств. Конечно, наша компания будет работать, как и прежде, по всем государствам, но перед вами будет поставлена отдельная задача. Вы лучшие аналитики, и поэтому я постараюсь быть кратким. Вопросы геополитики, геоэкономики, истощение природных ресурсов, экология, глобальное потепление, а отсюда и поднятие уровня воды в океане приведут к многим катаклизмам. То, что сегодня говорят об увеличении численности населения за счёт Азии и Африки, это явления временные, это население может быть подвержено разным эпидемиологическим заболеваниям. Они, как и все остальные, должны будут работать на сильных мира сего или погибнуть. Но перед вами стоит вопрос другой. Господин Вуд, вы назначаетесь руководителем группы, а господа Уокер и Одом будут вашими заместителями. Финансирование группы, подбор людей на ваше усмотрение, но после ознакомления с целями и задачами, которые будут стоять перед вами. - Пожалуйста, господин Вуд, – и он передал мне папку. - Но на словах ещё скажу. Во-первых, вы должны найти страну, которая при всех экологических изменениях, которые в скором будущем могут повлиять на человеческое существование, стала бы „Ноевым ковчегом”. И во-вторых, разработать систему нейтрализации коренного населения этой страны и возможность эффективного влияния на его руководство с последующим полным контролем над его деятельностью. Этот проект будет называться „Ковчег”. Вот так, господа, сегодня 8-е число. Я думаю, 10 дней вам будет достаточно, чтобы ознакомиться с поставленной задачей и выработать предварительные планы. Встретимся 18-го. Вы, Вуд, останьтесь, а Уокер и Одом можете быть свободны. Когда за Дэвидом и Луисом закрылась дверь, Майкл встал со своего кресла, подошёл ко мне и сел рядом. - Ты понимаешь, Гарри, те, кто нам платит, хотят иметь, если выразиться по-простому, запасной аэродром. Большие деньги не дают большой свободы, а они хотят её иметь. И если раньше это были виллы, загородные дома с десятками гектаров лужаек и парков, острова, то при сегодняшнем развитии истории этого мало. В настоящее время этим аэродромом должно быть какое-то желательно европейское государство с минимальным количеством жителей, хорошей экологией, природой, неподвержено землетрясениям, цунами и т.д. Я знаю, что тебе не всегда нравится, когда мы вмешиваемся в деятельность или навязываем свои правила игры тем или иным политическим движениям или государствам. Но это действительно игра, азартная игра, и если государство сильное и народ умный, мы его не победим. А если нация глупая, значит, она недостойна иметь своё государство. - И ты, наверное, уже определил какое это будет государство? - Да, но это не я заказчик. - Тогда для чего весь этот спектакль, ты что, не мог сразу сказать? - Не мог, потому что ребятам незачем слушать твои возмущения. Это Украина. - Как Украина? Майкл, ты в своём уме? Почему именно Украина? И меня ты ставишь руководителем группы? Ведь ты знаешь, кто я. - Знаю, Гарри, и очень тебя понимаю. Но это, я уже говорил, пожелание заказчика. И наше дело разработать механизм и внедрить его, за это нам платят. А почему ты? Потому что, возможно, ты сделаешь, чтобы было не совсем так, как они задумали, или хотя бы без крови. Ведь Украина находится в центре „Европейского треугольника” с наилучшими геофизическими условиями для развития биологической жизни и человеческой цивилизации. Индийские йоги давно нашли присутствие особо чистых энергий в районе их столицы – Киева, это подтверждают и экстрасенсы, которые специализируются на таких делах. А их чернозёмы – это же сокровище! Наличие их учёные объясняют тем, что на протяжении всей истории Земли почти вся территория Украины со времён появления на планете первых земных растений и животных никогда не затапливалась водами морей. На Украине, по последних исследованиях, на протяжении сотен миллионов лет наращивалась плодородная почва и накапливался наибольший в мире генофонд. А если попроще сказать, земля Украины, как неприкосновенный запас генофонда, что-то на подобие Ноевого ковчега, из которого расселялись по всему миру люди и животные. В этом – святость украинского региона. Всё это означает, что земли Украины – это мистическое место на планете, где происходит передача эстафеты знаний от последовательно меняющих друг друга рас планеты: лемурийской, атлантической, арийской. Об этом знает весь мир, и поэтому идёт такая борьба за территорию Украины. И только самим украинцам нет до этого дела. Ты знаешь, сколько денег ушло на их чиновников, чтобы выкупить карты полезных ископаемых? Ведь на Украине столько запасов урановой руды, что хватит не меньше чем на 300 лет, уже не говоря о нефти, золоте, алмазах. При современных технологиях добыча этих ископаемых будет не такая уж трудная. И поэтому все их средства массовой информации должны говорить обо всём, только не об этом, это наша задача. - Майкл замолчал и посмотрел мне прямо в глаза. – Мы ведь с тобой профессионалы, и отнесись к этому как к азартной игре. Сыграй свою партию. Я шёл по коридору, держал в руке папку, которую дал мне Майкл. Я даже догадывался, что в этой папке, заказ на создание этакого рая на земле или, как правильно сказал Майкл, - «Ноев ковчег». Вокруг загрязнённые реки, море, дымят трубы, землетрясения, эпидемии, а где-то в центре на первозданной природе поют птички, журчат ручьи и живёт десяток властителей мира, а у них в прислугах местное население. *** Через несколько дней, Майкл снова пригласил нас к себе. Кроме него, в кабинете находился ещё какой-то мужчина, лет под шестьдесят. - Познакомьтесь, это господин Лэйтон, – представил нам незнакомца Майкл. - Он сам украинец и уже давно занимается изучением Украины и хотел бы высказать нам свои мысли. Так что давайте послушаем. Пожалуйста, господин Лэйтон. - Господа, изучая характер, быт, ментальность украинской нации, её историю и многие другие аспекты, особенно если взять фольклор, лирику, поэзию, традиции, нельзя не заметить, что украинская душа как бы генетически связана со своим местом рождения, природой, с землёй, по которой они ходят, где в последствии живут, у них, как у никакой другой нации, развито чувство Родины. И Родина у них это не абстрактное понятие, а именно территория, где они родились и живут. У них уже с рождения заложено это. Посмотрите, при рождении ребёнка пуповину закапывают в землю, как бы давая понять, что физическая мать, которая его родила, только девять месяцев была с ним связана пуповиной, а всю остальную жизнь его духовной матерью, с которой он будет связан пуповиной и с которой он воссоединится после смерти, есть мать Земля. Ведь у них даже пословица есть: «Не бей палкой по земле – мать бьёшь». Эта нация очень сильна духовно, и эту силу им даёт земля, а также ощущение, что они хозяева на той земле, где родились, где могилы их предков и где будут жить их дети и внуки. Земля у них - это фундамент, на котором держится сила нации, хотя они сами этого не понимают. Потеряв землю, нация утратит свою силу и в очень скором времени перестанет существовать. Нация превратится в кучки, группы людей на определённых территориях без своего исторического прошлого и без какой-либо уверенности в будущее. И ещё. Стоит отметить, что украинец, если чувствует себя бедным и не уверен в будущем, он перестаёт размножаться. Они очень ответственно подходят к рождению детей. Если они не уверенны, что смогут материально обеспечить своего будущего ребёнка, они его не заводят.- Лейтон замолчал. Мне был неприятный такой подход. Я вдруг действительно ощутил, что мне не хватало все эти годы той земли, где я родился и сделал свои первые шаги. Мне стало страшно. Если это сделать, то одиночество и тоска, которую я испытывал все эти годы, коснётся миллионов украинцев, а через десять лет Украина может вообще исчезнуть с карты планеты. Майкл поблагодарил Лейтона, и тот вышел из кабинета. - У кого будут какие предложения? - обратился Майкл к нам. - А Лейтон прав, - сказал Дэвид, - я предлагаю, кроме всех прочих наших разработок, на первое место поставить разработку по лишению украинцев их земли, а точнее - территории. - Ну, это уже было много раз. Последние Гитлер, Россия, вы же знаете, чем это окончилось? - возразил Луис - Да, я знаю, но, кроме этого, надо ещё знать то, что у „хохла” нельзя отобрать силой – при умном подходе он может отдать сам. - Ты в этом уверен? - Да, уверен. - Ну что же, то, что земля для них – мать, это действительно так. И если бы мы могли сделать их сиротами на своей же земле, это было бы здорово. А сироты, вы сами знаете, это ущерблённые люди и в большинстве своём легкоуправляемые. У вас, возможно, уже есть конкретный план действий по этому поводу? – спросил Майкл. - Ещё нет, - ответил я,- но я думаю, мы его подготовим и через некоторое время вам доложим. - Хорошо, тогда на сегодня всё, - можете быть свободны. *** Через некоторое время ко мне в кабинет зашёл Майкл. - Слушай, я здесь тебе кое-что принёс. Ты помнишь, когда-то мы читали „Катехизис советского еврея”. Так вот, это пособие должно лечь в основу наших разработок против Украины. Я не знаю, кто написал это наставление и для кого, но мне кажется, в катехизисе, как ни в чём другом, учтены самые слабые стороны украинской или, точнее, славянской ментальности. Возьми, восстанови в памяти, - и он протянул мне несколько печатных листов. Когда он ушёл, я бегло просмотрел материалы, оставленные Майклом, но чем дальше я вчитывался в печатные строки, тем больше оценивал гениальность его авторов. Они учли все стороны украинского характера. Передо мной лежало сильное оружие для укрощения и уничтожения украинской нации. И вдруг я понял, что передо мной лежит диагноз украинской ментальности как болезни. Но вместе с тем, если бы у этой нации было желание вылечиться, то катехизис мог бы стать хорошей инструкцией, как украинцам стать сильнее, если идти от обратного. Если бы меня спросили, что им необходимо, чтобы изменить свою ментальность, я бы порекомендовал им чаще перечитывать катехизис, чтобы знать, на каких слабостях играет противник, и поступать вопреки его ожиданиям. Катехизис – это сильный инструмент для манипулирования сознанием, но он может одновременно служить как ядом, так и противоядием. Я ещё раз стал перечитывать некоторые строчки катехизиса: „…Евреи! Любите друг друга, помогайте друг другу. Помогайте друг другу, даже если ненавидите друг друга! Наша сила - в единстве, в нем залог наших успехов, наше спасение и процветание. Многие народы погибли в рассеянии, потому что у них не было четкой программы действия и чувства локтя. Мы же, благодаря чувству коллективизма, прошли через века и народы, сохранились, приумножились и окрепли. Единство - это цель, оно же и средство к достижению цели. Вот в чем смысл, вот к чему нужно стремиться. Все остальное - производное, оно придёт само собой. Помогайте друг другу, не бойтесь прослыть националистами, не бойтесь протекционизма - это наш главный инструмент. Наш национализм интернационален и поэтому вечен. ...Истинный интернационализм только тот, что кровными узами связан с еврейством, все остальное – провокации и обман. Шире привлекайте людей, близких по крови, только они обеспечат вам желательную биосферу. Формируйте свои национальные кадры. Кадры - это святая святых, кадры решают всё. Кадры сегодня - это наше завтра. Каждая лаборатория, каждая кафедра, каждый институт должны .стать кузницей наших национальных кадров…” „…Мы должны передать нашим детям больше, чем мы приняли от отцов, а те, сохранив и преумножив принятое, передадут его, в свою очередь, потомкам. В преемственности поколений - наша сила, наша стабильность, наше бессмертие. Мир жесток, в нем нет места филантропии. Каждый народ - кузнец своего счастья. Не наше дело заботиться о русских национальных кадрах. Если они не думают о себе, почему мы должны думать о них? Не берите пример с русских и арабов, которые живут созерцательно, надеясь на авось. Не ждите милости от природы - взять их наша задача…” „…Русские упрямы, но они не обладают достаточным упорством в достижении цели. Они ленивы, поэтому всегда спешат. Все проблемы они пытаются решать разом. Они жертвуют малым ради большой решающей задачи победы. Но такая победа либо не приходит вовсе, либо, побеждая, они оказываются у разбитого корыта. Мы исповедуем тактику малых побед, хотя и не против больших. Малая победа - тоже победа! Русские не умеют руководить, а также подчиняться. Они генетически саботажники. Русские завистливы, они ненавидят своих собратьев, когда те выдвигаются из серой массы. Предоставьте им возможность разорвать этих выдвиженцев - они с удовольствием разорвут. Будьте всегда арбитрами, становитесь в позу миротворцев, защищайте «несчастных», против которых ополчается толпа, но лишь настолько, чтобы прослыть добрым и объективным. Немного выдержки - и вы займете место того, которого только что растерзали. Когда двое русских дерутся - выигрывает еврей. Натравливайте русских друг на друга, возбуждайте и подогревайте в них зависть друг к другу. Делайте это всегда под прикрытием доброжелательности, незаметно и тонко. Пусть они дерутся между собой, вы же становитесь всегда арбитром. Русские не умеют жить и не умеют ставить перёд собой задачи. Мы ставим перед ними эфемерные задачи. А они пытаются их решать...„ „…Давайте им взятки, дарите подарки, поите коньяком и водкой, а лучше казённым спиртом. За побрякушки и зелье они продадут всё и свою Россию тоже…” *** Когда наши предложения по проекту „Ковчег” были готовы, я доложил об этом Майклу. - Хорошо, тогда завтра на десять часов у меня. На следующий день я, Луис и Дэвид были у Майкла в кабинете. Майкл попросил немного подождать с докладом, так как должны были ещё подойти люди со стороны заказчика. Через несколько минут в кабинет вошли двое мужчин, они поздоровались и, не представляясь, размесились за столом. - Итак, господин Вуд, кто будет докладывать? - обратился Майк ко мне. - Уокер, - указал я на Дэвида. - Хорошо, тогда начнём, пожалуйста, господин Уокер. - Господа, - сказал Дэвид и посмотрел на пришедших, - анализ той информации, которую мы обработали за это время, говорит о том, что Украина наиболее подходящий регион для выполнения тех требований, которые стоят перед проектом. Ныне Украина – государство де-юре, а де факто часть постсоветского пространства, на котором различные корпоративные группы ведут борьбу за власть и передел собственности. При этом власть продолжает жить по номенклатурной этике. Масштаб „бизнеса” на государственной казне должен соответствовать занимаемому креслу. Попытка Украины с помощью многовекторной политики протянутой руки „выгодно продать своё геополитическое положение” закончится его полной утратой (добровольный отказ от статуса ядерного государства, разграбление морского флота, упадок экономики и морали, одичавшее информационное пространство). „Мания рынка” с эйфорией приватизации без высоких моральных обязательств, политической воли и стратегического видения, падение уровня и качества жизни поставили страну на грань национальной катастрофы и социальных потрясений. Кроме того, в Украине сохраняется комплекс „младшего брата”, когда власть принимает безответственные решения с надеждой, что кто-то „старший” исправит и окажет за лояльность помощь капиталом. В результате на пути к европейской интеграции „опьянённая свободой” Украина погрузилась в мифологический хаос. Среди рождённых многочисленных мифов наибольше распространение получили мифы о государстве, демократии и простых решениях: „стоит только отдалиться от России” и „Запад нам поможет”.И мы здесь им должны действительно помочь. А именно, предложить им сценарий рыночных реформ, где в первую очередь будет стоять вопрос о продаже земли. Конечно, обидно, например, для украинской власти, устремлённой с пустой казной на Запад, вместо кредитов получать советы. Запад богат, но не настолько, чтобы бессмысленно и бесконечно тратить капитал на имитацию чужих реформ и программ „возрождения”. Если мы и будем тратить деньги, то только на те программы, которые выгодны нам. Итак, первым и самым главным этапом нашей программы, считаем, станет принятие ими законов о продаже земли. Как мы знаем, Украина по распаханности земель занимает первое место в мире. Так, например, в 1992 году общий земельный фонд Украины составил 60,4 млн. га, из него сельскохозяйственные угодья – 39,4 млн. га. Степень освоения всего земельного фонда в Украине составляет 66% по сравнению с 10% в бывшем Советском Союзе и 12% в США. В некоторых наиболее развитых областях Украины этот показатель достигает 90%. Если мы подтолкнём их к разделению этой земли между работающими на ней с последующей продажей уже этих участков как частной собственности, это будет большой наш успех и тот результат, к которому мы стремимся, – земля (территория) станет наша. - А сколько у них работающих в сельском хозяйстве и какой процент от общего населения? - прервал Дэвида один из незнакомцев. - У них сейчас в сельском хозяйстве занято вместе с пенсионерами 6,3 млн. человек, что составляет 12,3%, - ответил Дэвид. - Вы думаете, их Верховный Совет примет закон, чтобы разделить 66% территории между 12,3% населения? Это же глупо. А как же остальные 87,7% населения, что останется им, если отбросить дороги, населённые пункты и водные объекты? Нет, по-моему, это не реально. Никакая власть, даже самая паршивая, не пойдёт на это. А их Верховный Совет, где есть ещё много коммунистов, тем более, - возразил незнакомец. - Да, вы правы, - согласился Дэвид, - Верховный Совет не пойдёт на это, а президент пойдёт, и мы сейчас работаем над тем, чтобы президент хотя бы на короткий срок получил право, чтобы его указы действовали как законы. Сейчас в его окружении есть наши люди и даже их большие экономисты работают на нас, так что, я думаю, этот вопрос мы решим. У нас также разработаны уже пособия по вопросам разделения земли и её продажи. Мы всё сделали, чтобы после принятия законов о распаевании и продаже земли какая-нибудь их государственная структура обратилась за помощью в разработке системы для выполнения этих законов, а мы им предложим то, что мы уже подготовили. При этом мы будем очень настаивать и даже должны профинансировать выдачу государственных актов на землю и подведению к каждому земельному участку дороги. Тогда нам не нужно будет покупать всё поле. Покупка 2-3-х участков блокирует работу на поле, а остальные участки через некоторое время, когда зарастут сорняками, заберём за бесценок. - Вы думаете, что это у вас получится? - снова спросил незнакомец. - Мы уверены в этом, и это не просто программа, она уже успешно внедряется в жизнь, и я думаю, через год-полтора вы сами в этом убедитесь. - Ну что же, будем надеяться. Мне нравится ваш подход к делу и всё, что вы предлагаете, но от себя хочу добавить: делайте всё, чтобы их власть работала на нас. Они должны возомнить себя маленькими „божками” районного, областного, государственного масштаба. Давайте им взятки, возите по заграницам и это всё фиксируйте. А затем они должны или работать на нас, или мы вскормим их голодной толпе. Третьего варианта у них не будет. Они постоянно должны мелькать на экранах телевизоров, в прессе, они должны поверить в свою полную победу над своим народом и отгородиться от него. Власть должна возвышаться над народом, а народ ей этого не простит. И только мы должны решать, когда народ должен будет растоптать эту власть. Власть на Украине должна стать подобно рабу, жизнь которого сохранена, но который, несмотря ни на что, ограничен не подлежащим к выплате долгом. 1999 год Как всегда по четвергам, в 10 утра мы собирались у Майкла в кабинете, чтобы обсудить и выработать концепцию по тому или иному вопросу проекта „Ковчег”. На этот раз вопрос стоял о снижении эффективности и блокировании работы правоохранительных органов, что дало бы возможность дестабилизировать общественный порядок и, самое главное, отвлечь население от основных направлений нашего проекта. Когда мы заняли свои места, Майкл задал уже известный нам вопрос: - Ну и как вы собираетесь бороться с их правоохранительными органами? Потому что, исходя из вашего же анализа, там работают неплохие профессионалы. - Их надо уволить, - сказал Дэвид, который готовил эту тему. - Что, издать закон об увольнении профессионалов, людей, которые прошли хорошую школу Советской милиции, в большинстве своём ещё не потерявших совесть и в расцвете сил? - Вы знаете, мы тоже думали сначала, что этот вопрос не из простых, но, вникнув глубже во всё это, оказалось, что ларчик открывается очень просто. - А именно? - Нужно предоставить им хорошую пенсию, и они сами уйдут. - Но как вы сделаете такой закон, когда, учитывая демографическую ситуацию в Украине, кто через несколько лет будет кормить эту армию высокооплачиваемых молодых пенсионеров? Эта страна и так живёт за счёт или продажи чего-то, или одолжений у международных организаций. Да любой эксперт развалит вам всё это. - Ну, в этом государстве уже давно все экспертизы проводят под нашим контролем, а в большинстве случаев они и не проводят мало-мальских расчётов. Там может даже один министр это всё сделать. Как они говорят: „а после нас хоть потоп”, - вмешался Луис. - У них очень интересное понятие законности. Принятия даже без каких либо просчётов или анализов кучи законов по льготам и пенсиям, с подачи кого либо – это правильно, особенно закон о выплате пособий по безработице, а отмена их – это уже наступление на демократию или, как они говорят: „идти против народа”. А потом как будут жить через пять – десять лет и что будут жрать при таком подходе, никому нет дела. - Да вы успокойтесь, а то можно подумать, что вам их жаль. Ведь они делают всё так, как вы, спланировали. - Да, спланировали, но я не думал, что эта нация окажется такой слабой. Я думал, что это действительно будет как в игре, кто-то нападает, кто-то защищается. А здесь за такой короткий период от этих симпатичных украинцев останется одно только название. - Ну если тебе их так жаль, то почему же между их симпатичными лицами и портретом президента Америки на долларе ты выбрал доллар? - Да не только он, но и мы, хотя мы уже давно безродные. А вот почему они выбрали вместо служения своему народу это зелёное чудовище? - Они это называют – украинским менталитетом. - В моём понимании это что-то хуже СПИДа, и в сильном государстве его уже давно бы начали лечить. - Так – то в сильном. - Ну что же, господа хорошие, наверное, на сегодня хватит, а то вы скоро начнёте искать лекарство от украинской ментальности. - А ты думаешь, оно есть? - Конечно, есть, но мы им его же не дадим, у нас другая задача. Сегодня наша задача, чтобы они бегали по начёртанному нами кругу и играли в игру, где один охотник, а второй добыча. А увеличение расстояния между охотником и добычей, как ни парадоксально, приводит к тому, что охотник может сам стать добычей, если добыча увеличит скорость и окажется за спиной у охотника. Так вот, наше дело сделать так, чтобы эти „хохлы” постоянно двигались по кругу. И мы сами будем определять – кому и когда быть добычей, а кому охотником. - Ну, а в конце концов, как я понимаю, после того как охотник прикончит добычу, мы должны будем скушать охотника. - Нет, не скушать, а заставить служить нам. - Но они и так служат нам. - Нет, они так не думают, они думают, что мы помогаем грабить их народ и что мы их уважаем и любим. И что когда всё это кончится, останется кучка украинцев, а они будут ими править. - Неужели они такие наивные и не понимают, что мы не дадим им править? - Нет, они не наивны, они это понимают. Знаете, в большинстве своём они думают, что для достижения цели все средства хороши. А вот когда я стану богатым, тогда я стану патриотом и начну восстанавливать мной же разваленное. Но это только в книгах так бывает, а в жизни нельзя вернуться в прошлое и воскресить мёртвых. Во дворце, построенном на кладбище, всегда по ночам будут ходить призраки. Но сегодня на пике богатства и силы они этого не понимают. Они даже не понимают, что жизнь ребёнку дают отец и мать, а вот судьбу - дедушки и бабушки. Они думают, что их детей и внуков это минует. Нет, мы все под Богом ходим, а он не спрашивает, сколько у тебя денег, особенно у тех, кто продал свою страну, и за всё приходится расплачиваться. - Да, не радостную перспективу ты нарисовал, это что же, и нас касается? - Нет, мы были и остаёмся разведчиками, и мы честно служили своей Родине, пока нас не сдали. - Ну, это как прихоти судьбы или менталитет тех, кому мы служили. - Это предательства тех, кто представляет наши государства, это то же самое, о чём мы говорим, предательство, оно и есть предательство. 2000 год Как всегда, собрались у Майкла, на этот раз, кроме нас, ещё присутствовал Эдвин Борджер из от отдела технической разведки. Дэвид доложил о последних событиях на Украине. - Выходит, что у них там начинается спокойная жизнь, - сказал Майкл, - но это не совсем нам на руку. Когда они спокойны, они начинают думать и анализировать происходящее. Кто может первым поднять вопрос о земле? - Как всегда, коммунисты и социалисты, - ответил я. - Ну так что же вы можете предложить, чтобы нарушить их покой и отвлечь от земельных вопросов? Вы уже думали над этим? - Да, мы думали, и у нас есть некоторые предложения. Мы хотим, чтобы нам в этом подыграли социалисты, - сказал я и положил перед Майклом папку. - А почему? - Социалисты сейчас борются против продажи, но время уже упущено, а сами они боятся встать и сказать во весь голос, что разделение больше 60% территории Украины между 12% населения, это преступление перед народом Украины, и они являются соучастниками этого, когда вместе со всеми голосовали о наделении президента значительными полномочиями, оформленными в виде конституционного договора между президентом и большинством депутатов. Согласно этому договору, его указы действовали как законы. Ведь именно тогда были подписаны законы о распаевании и продаже земли. И они этого не скажут, потому что боятся потерять тот избирательный контингент, который есть. Но всё же лидер социалистов в этом отношении ещё представляет опасность, и на перспективу на него необходимо иметь хороший компромат. - Какой у нас имеется компромат на него? - Да, впрочем, есть, но не очень серьезный материал, да и зная характер украинцев, имеющийся у нас компромат может ещё больше усилить его позиции. Ведь их народ любит обиженных. - Так, и какую же схему мы используем, чтобы держать его на поводке? У кого какие предложения? Эдвин, насколько помню, у тебя там есть материалы по прослушиванию президента, может, мы их здесь как раз частично задействуем? - Я не думал, что это будет их главный социалист, но в данном случае это подходящая кандидатура, которая компрометирует другого, сама того не замечая, влезет в эту ловушку и скомпрометирует себя. - А поконкретнее можешь? – спросил Луис. - Могу конкретно, несколько лет подряд мы прослушивали кабинет президента Украины. В настоящее время у нас есть тысячи часов записей разговоров на различные темы президента с официальными, так и не официальными лицами. Наши специалисты постоянно работают над расшифровкой этих записей. - Ну а как ты это видишь? - По нашей информации, у них где-то пропал журналист, в некоторых разговорах в кабинете есть упоминание этого имени, если немного подработать и как бы случайно передать эти записи социалистам, чтобы они их довели до общественности как обвинение президента в убийстве журналиста, я думаю, на некоторое время это снова бы переключило общество от экономики в политику, это во-первых. Во-вторых, озвучивание лишь какой-то доли этих записей даёт нам возможность держать в страхе всех тех, кто бывал в кабинете у президента и говорил с ним на темы, о которых бы они не хотели, чтобы знало общество. В-третьих, обвиняя другого, их главный социалист сам бы втянулся в это и в результате стал бы клеветником и обманщиком. Потому как он будет рассказывать о ведении записей, это будет звучать абсурдно, а сам процесс технически невозможным, и когда со временем это все поймут, то для него это будет уже поздно, его карьера как политика уже не будет никого интересовать. - А если не секрет, каким всё таки способом записывались разговоры? - Ну, здесь я могу сказать. Несколько лет назад президенту подарили красивый глобус, как бы напоминание ему о работе с космосом. В оснастке этого глобуса и было самое новейшее устройство для записи, их шифровки и передачи. Эти устройства работали от автономных источников питания, рассчитанных на пять лет. - А как происходил съём записи? - Очень просто, кто-то из посетителей, находясь в кабинете, включал другое устройство, и зашифрованная, сжатая информация, например, пятичасовая запись, после шифровки передавалась на протяжении пяти секунд. А приёмником мог служить мобильный телефон, авторучка, зажигалка или какой-нибудь другой предмет у носителя. Эти люди даже не знали, когда мы им дарили эти подарки, что они были носителями информации, а точнее, связниками между кабинетом и устройствами, которыми мы уже снимали у них информацию с этих же телефонов, авторучек и т.д. - Ну, эти устройства - это не секрет, а почему ты нам рассказываешь о глобусе, это потому, что его уже выбросили на помойку? - Ты почти угадал, не на помойку, но с кабинета вынесли. Президент сказал: „… я им не пользуюсь, только зря ржавеет без дела, а так быть не должно”. Вот и убрали. - А у вас есть человек, который бы передал эти материалы социалистам? - Да, есть. - Ну, тогда детальную разработку мне на стол для утверждения. Да, подсунем им матрёшку, где только мы будем знать, кто будет следующей куклой, которую мы выставим на обозрение. И вообще, когда будут расшифрованы все записи, вы с ними ознакомитесь, чтобы знать их содержание и решать, как поступать с тем или иным политиком. У них есть только два пути: или играть по-нашему сценарию, или это станет достоянием гласности, и его растерзает сам народ. - А если народ со временем перестанет верить в это? - Мы должны давать информацию дозировано, дабы не набить оскомину, да и наша главная задача - это за счёт этих записей держать под контролем самих фигурантов общения с президентом. Особенно тех, которые лили грязь на своих друзей или врагов, а сегодня им служат, побольше фантазии, и пусть они доказывают, правда или ложь. А украинский народ, по последним исследованиям и анализам, хочет больше слушать сплетни, чем заниматься конкретным делом, - подвёл итог совещания Майкл. 2007 год В первый день после рождественских каникул ко мне позвонил Майкл и сказал, что на одиннадцать часов нас вызывает начальник управления. Ровно в назначенное время я был в приёмной, там уже находились Майкл, Дэвид и Луис. Мы поздоровались, и секретарь пригласила нас пройти в кабинет к Сакстону. Когда мы вошли, он рассматривал какие-то бумажки. - Садитесь, - не поднимая головы, сказал он. Мы, как всегда, расположились на свои места за большим столом, который стоял немного в стороне от письменного стола, за которым восседал хозяин кабинета. Закончив читать, Сакстон поднялся, подошёл к нам, поздоровавшись с каждым за руку, сел на своё место во главе стола. - Ну, как настроение? - обращаясь к нам, спросил он. - Хорошее, приходим в рабочее состояние после праздников, - за всех ответил Майкл. - Хорошее, ну так я вам сейчас его подпорчу. А то вы, наверное, за эти дни не интересовались информацией с Украины. - А что там такое может у них случится? Они ведь начинают праздновать раньше всех и заканчивают позже всех. Неужели водка закончилась? – шутя спросил Луис. - Вот то-то же, вы только и думаете, что они пьют, и недооценили их. А это уже большой минус вам. Они продлили мораторий на продажу земли, и наша программа приостановилась. - Ну почему минус, - возразил Майкл, - мы это прогнозировали. Ведь с самого начала состав коалиции говорил о том, что они постараются продлить мораторий. Коммунисты и социалисты, потому что они совсем против, а крупный бизнес регионалов, потому что им только сейчас начинает доходить, что пока они дрались за шахты и заводы, то у них из под носа уводят самое главное - территорию. Правда, они это поняли, но не совсем, не до конца. Они ещё не могут понять, кто играет и по каким правилам. Покуда они всё это списывают на стечение обстоятельств, но всё же они могли поддержать этот вопрос, чтобы не нарушать правила игры в коалиции. А если они, и в первую очередь их большие землевладельцы, поймут, что те земли, которые они сейчас якобы арендуют, могут быть легко у них отобраны, они полностью станут в этом вопросе на сторону коммунистов. Но есть и другие партии, хотя они в настоящий момент и не в парламенте, но очень серьёзно относятся к вопросу о распаевании и продажи земли. - Но это всё рассуждения. - перебил его Сакстон. - А что вы конкретно предполагаете предпринять? - Мы ещё в июле говорили, что нужно объявить перевыборы, потому что эта коалиция непредсказуема. Но вы нас не поддержали. - не воздержался я. – А сейчас нужно сделать так, чтобы президент наложил вето на этот закон, хотя, я думаю, что это бесполезно. Они могут найти своих 300 голосов, чтобы его перебороть. - Ну найдут, не найдут, а вето нужно. Пусть те, кому мы платим, отрабатывают свой хлеб, а мы будем делать всё, чтобы они не набрали этих 300 голосов, - вступил в разговор Девид. - А если всё же вето будет преодолено, - и Сакстон беспокойно забарабанил пальцами по столу, - ведь вы понимаете, если они вникнут поглубже в этот вопрос, то с испугу могут вообще отменить закон о продаже. Что вы думаете об этом? – посмотрел он на нас. - Да, это серьёзная проблема, - отозвался Майкл, - Я думаю, что тогда нужно будет вернуться к прошлогоднему варианту и поднимать вопрос о роспуске парламента. - Основание? - Основание можно найти, и чем основания будут более мутные, так и доверие к этим выборам будет небольшое. А нам и не нужно доверие к власти. Для нас сейчас выгодно, что есть закон о продаже без каких либо ограничений, и это самое главное. И нужно сделать всё, чтобы до 1-го января 2008 года парламент не работал и не принимал никаких законов. Тем более тех, которые касаются продажи земли. Если даже выборы пройдут, нужно сделать всё, чтобы их признали недействительными. Нам не нужен их дееспособный парламент, а наступит 1 января, и мы начнём формировать уже другое государство. - Хорошо, - сказал Сакстон, - тогда давайте разрабатывать это направление, но нужно делать это побыстрее, а сейчас можете быть свободны. Однако на этом всё не закончилось, буквально через несколько часов нас снова собрали. В кабинете, кроме хозяина, было ещё двое неизвестных. - Садитесь, - пригласил нас Сакстон. Мы снова расположились за столом для заседаний. - Это Роберт и Пьер, - представил он их, называя только имена, - они представители заказчика по Украине. В дальнейшем они будут непосредственно курировать этот проект. Прошу вас, - обратился он к гостям. - Господа, - начал Роберт, - мы внимательно следили за выполнением программы по Украине. До недавнего времени у нас не было претензий к вашей работе, но последние события заставили нас вмешаться в ваши действия. Вы знаете, сколько денег вложено в этот проект, и мы не имеем права на ошибки. Поэтому необходимо изменить схему наших взаимоотношений. Сейчас мы вам поставим конкретные задачи, а ваша задача - их воплотить в жизнь. Какими методами вы будете это делать, это ваше право. На то вы и профессионалы. Но поставленная цель должна быть достигнута, к тому же в определённые сроки. Вот здесь, - он указал на папку, лежащую перед ним, - всё сказано, и вы потом прочтёте. Но я хотел бы конкретизировать некоторые вопросы. Итак, программа, над которой вы работали больше десяти лет, приходит к завершению. Нельзя не отметить, что вами сделано много в развале этого государства, вы смогли проникнуть почти во все структуры, и над выполнением наших планов работают их экономические институты. Они награждают своих чиновников за выполнение наших планов. Это небывалый наш успех. Но сегодня промедление с выполнением самого ответственного этапа может все усилия свести „на нет”. Поэтому нужно любым способом найти причины проведения новых выборов, искать любые зацепки. Затем процесс подготовки выборов и сами выборы проводить с наибольшим нарушением законов, чтобы, даже если они пройдут, любой мог их оспаривать. Я думаю, что и международные организации в этот раз должны сказать своё слово о недемократичности проведения выборов. Безвластие и неразбериха после выборов, затем, возможно, назначение других выборов в преддверии зимы ослабит и полностью дискредитирует власть. Неплатежи за газ и отключение им газа приведут их к несанкционированному отбору газа, который поступает в Европу, и его недопоставкам. Это поднимет бурю протестов в европейских странах. И заметьте, само население европейских стран, даже то, которое лояльно относилось к Украине, будет требовать вмешательства и обеспечения бесперебойной подачи газа. Тогда мы должны сделать всё, чтобы хоть какая у них будет власть, пригласила международный военный контингент для охраны газовой системы. Далее 1 января 2008 года закончится мораторий по продаже земли, никаких законов, в какой то мере затрудняющих или запрещающих продажу, они за этот период не примут. Поэтому вступает в действие наш основной план, к которому мы идём все эти годы. Сразу же после нового года и буквально в течении одного месяца мы должны скупить все земельные участки, определённые заранее. Я просмотрел вашу базу данных, мне понравилось, что у вас всё расписано по каждому посёлку и по каждому полю, фамилии, кто покупает и у кого покупает, какие нотариусы это оформляют. Здесь мы не должны допустить никаких сбоев. Но всё же, в первую очередь, надо уделить внимание сильным хозяйствам, потому что именно на них сейчас держится аграрная экономика. В таких хозяйствах покупка контрольных участков должна проходить как можно быстрее, за два-три дня. Потому что там ещё сильно коллективное влияние друг на друга – это может помешать нам. Я знаю, что стоял вопрос, как поступать на тех землях, где вновь созданные предприятия владеют большими массивами, территории, которые в какой то мере нам подконтрольны. Так вот, принято решение и будут выделены дополнительно средства для того, чтобы на этих землях тоже покупать контрольные участки. Эти организации одолжили у нас очень много денег и материальных ресурсов, а, заблокировав их деятельность, они утратят возможность рассчитываться за кредиты, и им не останется другого выхода, как передать под управление целиком готовые предприятия. С наступлением весны, видя, что выкупленные и выделенные участки, а также дороги, ведущие к ним, блокируют поля, руководители хозяйств откажутся сеять, это ещё больше дестабилизирует обстановку в стране и поставит страну перед угрозой голода. Правда, ещё нужен какой-то промежуточный закон о повышении арендной платы за землю и лишении льгот сельхозпроизводителей. Это ещё больше отпугнёт их от работы на земле, и они станут сворачивать свои хозяйства. В этот момент международные организации, которые давали кредиты как государственным, так и частным структурам, потребуют их возврата, а эта сумма уже сейчас превышает все уровни, чтобы обьявить дефолт. В испуге за будущее все остальные участки, которые будут заростать сорняками, нам отдадут за копейки или за кусок хлеба. Если это кому-то и не будет нравится, то международное сообщество заставит их уважать частную собственность на землю. Мы слишком долго к этому шли, чтобы им потакать. Для того, чтобы какие-либо военные или массовые походы не коснулись Европы, в быстром порядке необходимо, чтобы они уже сейчас заключили соглашение по реадмиссии. Мы знаем, что вами разработана эта программа, и очень ценим. Это правильное и очень своевременное решение, и нужно как можно быстрее профинансировать построение лагерей на территории Украины по всему периметру границы для лиц, попавших в Европу нелегальным путём. При том не особенно надо уточнять, через какую страну они попали, если хотят жрать, пусть говорят, что через Украину. С населения этих лагерей нужно создать буферную зону между Европой и Украиной. Я знаю, что у вас уже подготовлены схемы и люди, которые будут руководить в этих лагерях. Но ещё больше нужно усилить их подготовку. Эти люди должны полностью подчиняться нам и выполнять любые наши требования. В каждом лагере должна быть создана чёткая и подконтрольная нам организационная структура. Нужно дать им понять, что их задача защищать приграничную территорию от самих же украинцев, чтобы они не убежали в соседние государства. И наконец, мы хотим чтобы вы более конкретно разработали программы по охране атомных электростанций и других подобных объектов. Возможно, это необходимо будет производить вместе с охраной газопровода или каким-то другим способом. Это всё таки центр Европы, а от них всё можно ожидать, нам не надо никаких взрывов, а в целом нужно сделать всё, чтобы переход территории под наш контроль проходил как можно спокойнее и цивилизованно. Я знаю, что вы много сделали, чтобы из силовых структур ушло как можно больше профессионалов. Их армия и другие силовые структуры сейчас ослаблены и дискредитированы. Нужно, чтобы их чиновники в силовых структурах делали как можно больше глупых поступков, которые впоследствии не смогут объяснить и сами. Всё это ещё больше будет вызывать к ним недоверие в глазах населения. И возможно, само население попросит силовой защиты из вне, а это было бы лучше всего. И по Крыму. Крым должен быть бикфордовым шнуром к их пороховой бочке. Но длину этого шнура должны определять мы. Тлеющее волнение, борьба за землю должны то разгораться, то затухать, но не доходить в ближайшее время до критической точки, потому что тогда могут вмешаться и русские. События в Крыму – это один из дестабилизационных приёмов, но о своём праве на Крым мы сможем объявить лишь после скупки большей части крымской территории. Я знаю, что если для большей части Украины вы предлагаете для блокирования в первые дни 2008 года покупать 10-14% земель в каждом поле, то в Крыму этот процент нужно увеличить вдвое, так как там на некоторых территориях мало ведутся сельскохозяйственные работы, поэтому и контролировать будет труднее. Исходя их этого, проанализируйте эту ситуацию и дайте предположение по дополнительному финансированию. Вот всё, что я хотел сегодня сказать. Если есть вопросы, прошу. Хотя мы будем теперь с вами часто встречаться, так что, я думаю, что на все вопросы будем отвечать вместе. Пожалуйста, Пьер, тебе слово. - Господа, я буду краток. После зимы 2008 года, как мы планируем, из-за резкого снижения посевных площадей в стране, скорее всего, возникнет нехватка продуктов, и их придется импортировать. Это может принести двойную выгоду: во-первых на некоторых складах накопилось очень много продукции, имеющую в своём составе ГМО, – генетически модифицированные организмы. А во-вторых, нам было бы выгодно, чтобы население этой страны болело какой-то одной болезнью, а лекарство было только у нас. Тогда они для того, чтобы прожить ещё день или год на Земле, будут делать всё, что мы им скажем, особенно если это будет касаться здоровья их детей. Поэтому необходимо, чтобы ещё этот Верховный Совет принял закон по ГМО, но не тот законопроект, который был принят в 2002 году, а другой, с изменениями, где из закона были бы убраны все упоминания о необходимости маркирования ГМ продукции при её реализации потребителям. Этим мы сможем, как говорят украинцы, „убить двух зайцев”: во-первых, украинский сельхозпроизводитель может навсегда потерять рынок Европы, потому что Европейский Союз откажется покупать в Украины трансгенную продукцию или же ту, которая может быть потенциально трансгенной. А самое главное, это то, о чём я говорил прежде, украинский потребитель не будет знать, что он употребляет в пищу, даже при его большом желании. А здесь и мы, как спасители, со своими лекарствами. И ещё хотел бы обратить внимание, сейчас они начали серьёзно интересоваться древней цивилизацией, которая была на их территории, или, как они её называют, „Трипольской культурой”. Если они раскопают, узнают и поймут, на какой земле они живут, то, может быть, весь народ поднимется против продажи земли, а нам бы этого не хотелось. Потому нужно сделать всё, чтобы помешать раскопкам и, в первую очередь, приостановить финансирование этого. Мы сами когда купим эту землю, будем разгадывать и изучать тайны той самой развитой в мире цивилизации, а этим варварам это незачем. И не давайте им возможности ни в печати, ни на телевидении поднимать вопросы о продаже земли, тем более дискутировать на эту тему. Пусть воспринимают это всё как уже состоявшийся факт, пусть у них даже мысли не возникнет, что это всё можно изменить. Убаюкивайте их, подбрасывайте им любые несуразные идеи, пусть они в них копаются. Начните снова, если надо, публикации разговоров в кабинете президента, это им нравится и не заставляет думать, думайте за них вы, а они пусть исполняют. Отвлекайте их от основных вопросов, ещё немного осталось, - он замолчал, обвёл нас взглядом, - вот и всё, что я хотел сказать. Наступила тишина. Они ничего нового для нас не сказали, мы сами это готовили, но окончание всего этого предстало более четче и намного зловеще. - Ну что же, я думаю, всем всё понятно, продолжаем работать, - сказал Сакстон, поднимаясь из-за стола, - будьте на месте, возможно, вы нам ещё понадобитесь, а сейчас можете быть свободны. *** После заседания я зашёл к Майклу. - Ты знаешь, Майкл, мне не нравится моя роль, мне не нравится то, что именно под моим руководством пишется сценарий для страны, в которой я родился. - А ты хочешь, чтобы этот сценарий писал Пит по подобию Косово или Югославии, или Джон, который пишет сценарий для Чечни? И не ты виноват, что они совсем не хотят думать, что они за своей болтовнёй не видят ничего и отдают нам без всякого сопротивления землю и всё своё будущее.Ты же хочешь что-то хорошее сделать для своей страны, вот ты уже делаешь сколько лет, что у них нет крови. Пусть благодарят тебя, что ты им устроил гуманную жизнь. - „Гуманную жизнь” или „гуманную смерть”? - А это уже каждый решает сам за себя. Они сами выбирают свою участь в образе своих депутатов на всех уровнях. Но вот знаешь, что характерно для Украины? В Украине уже нет истинных лидеров, одних не допустили, других не поддерживает сам народ, а третьих просто уничтожили.. Так вот, если разочарование такого народа в своих лидерах можно вернуть за счёт каких-то материальных ресурсов, то разочарование лидера в своём народе уже вернуть очень тяжело. Ты знаешь, что недавно сказал Борис Олейник, это их академик, литератор. Этот очень патриотически настроенный человек. - Он много чего сказал, а что конкретно, ты имеешь в виду? - А вот послушай: „Надо сознаться перед всем миром: мы фетишизируем свой народ. Но народ, который наделяет вора властью, потом его ругает, а потом снова избирает, не достоин другой власти”. Как мне кажется – это уже подведена черта. Знаешь, когда идейные борцы за свободу Украины: Чёрновил, Лукьяненко, Хмара и т.д. сидели по тюрьмам, они думали что во всём виноваты коммунисты, что Украина зависимая. Но ведь уже давно нет коммунистов при власти. При власти избранники народа, и что же? Где могучая и независимая Украина?». Как ты думаешь, что на душе сегодня у тех, кто своё здоровья, жизни отдавал за этот народ? Мне кажется, что они ещё по инерции говорят о каких-то идеалах, а на самом деле давно уже разочаровались в своём народе. А может, народу и не надо всего этого? - Тебе напомнить, как это подметил Достоевский в своей „Легенде о Великом Инквизиторе”? - Майкл последнее время очень увлекался русской и украинской классикой и уже замучил этим переводчиков. - Так вот, когда в Севилью, где огромными трудами власти создали стабильный общественный порядок, явился Христос, Кардинал Великий Инквизитор сразу узнал его в толпе и арестовал, а ночью он сам явился в камеру к Иисусу и объяснил всё это. Вот послушай, - Майкл взял со стола несколько из лежащих там листов и зачитал мне: „ Это ты? Зачем же ты пришел нам мешать? Ибо ты пришел нам мешать и сам это знаешь... Да, это дело нам дорого стоило, но мы докончили наконец это дело во имя твое. Пятнадцать веков мучились мы с этой свободой, но теперь это кончено, и кончено крепко. Ты не веришь, что кончено крепко? Но зная, что теперь и именнно ныне эти люди уверены более чем когда-нибудь, что свободны вполне, а между тем сами же они принесли нам свободу свею и покорно положили ее к ногам нашим. Но это сделали мы, а того ль ты желал, такой ли свободы?.. И люди обрадовались, что их вновь повели как стадо и что с сердец их снят, наконец, столь страшный дар, принесший им столько муки. Правы мы были, уча и делая так, скажи? Неужели мы не любили человечества, столь смиренно сознав его бессилие, с любовию облегчив его ношу и разрешив слабосильной природе его хотя бы и грех, но с нашего позволения? К чему же теперь пришел нам мешать?.. У нас все будут счастливы и не будут более ни бунтовать, ни истреблять друг друга, как в свободе твоей, повсеместно. Да, мы заставим их работать, но в свободные от труда часы мы устроим им жизнь как детскую игру, с детскими песнями, хором, с невинными плясками. О, мы разрешим им грех, они слабы и бессильны, и они будут любить нас, как дети, за то, что мы им позволим грешить, И не будет у них никаких от нас тайн. Мы будем позволять или запрещать им жить с их женами и любовницами, иметь или не иметь детей — все судя по их послушанию—и они будут нам покоряться с весельем и радостью. То, что я говорю тебе, сбудется, и царство наше созиждется, Повторяю тебе, завтра же ты увидишь это послушное стадо, которое по первому мановению моему бросится подгребать горячие угли к костру твоему, на котором сожгу тебя за то, что пришел нам мешать. Ибо если был, кто всех более заслужил наш костер, то это ты. Завтра сожгу тебя. Dixi.”, - Вот так. И ничего нового не появилось, и ничего не изменилось, особенно для этой нации. - Нет, нельзя так, Майкл, эта нация сильна, и она всё же займёт своё место в истории. - Я понимаю твой патриотизм, Гарри, она действительно займёт своё место в истории. Но какое? Помнишь, мы с тобой поспорили по поводу одного тезиса из катехизиса, как там было, по-моему: „Больше шума и словесной мишуры, больше непонятного и наукообразного. Создавайте теории, гипотезы, направления, школы, методы реальные и нереальные - чем экстравагантнее, тем лучше! Пусть не смущает вас, что они никому не нужны, пусть не смущает вас, что о них завтра забудут. Придет новый день. Придут новые идеи. В этом выражается могущество нашего духа, в этом наше самоутверждение, в этом наше превосходство. Пусть гои оплачивают наши векселя. Пусть ломают голову в поисках рациональных зерен в наших идеях, пусть ищут и находят в них то, чего там нет. Завтра мы дадим новую, пищу их примитивным мозгам”. Ты говорил, что на подобное украинцы не купятся. А я тебя уговорил подбросить им идею об административной реформе. Ну и два года вся власть вместо разработки экономических программ занималась этой ерундой. А сколько денег ушло! Покуда главного разработчика в родном селе чуть не побили. И как по мгновению волшебной палочки всё прекратилось. И самое главное, никто никого не спросил: „а что же это было, и кому это было нужно, и куда столько денег потратили?” - Вот видишь, ты же сам себе и противоречишь. Именно народ и при том сельские жители остановили это. Вот где дух и сила нации – на селе. - Браво, вот за что я тебя уважаю. Это ещё раз подтверждает, что мы правильно поступили, что покорение этой страны начали с развала села. Действительно, корни украинского патриотизма начинаются в селе. Вот мы их им и обрубили. Мы здесь уже много сделали. А теперь, чтобы эти их перевыборы тянулись очень долго, чтобы им было не до страны, и чтобы наступило 1 января 2008 года, и мы могли спокойно завершить первую часть нашего проекта и скупить намеченные участки земли. И будет им тогда армагедон. Изучая последние аналитические отчёты из Украины и психологический тип нации, я не перестаю удивляться. Эта нация с годами не меняется и не делает ничего, чтобы не повторять ошибки своих предков. Мне вот недавно принесли переводы стихов Шевченко „И мёртвым, и живым, и не рождённым”. Это написано ещё в 1845 году, а кажется, что сегодня. Так чего же стоит тот народ, который называл Шевченко гением нации, но не удосужился взять хотя бы сотую долю мудрости из его поэзии, чтобы изменить свою ментальность. Как там: Доборолась Украина До самого края, Хуже ляха свои дети её распинают. Сколько лет прошло, а нация не прозрела, ничему не научилась. Или ты со мной не согласен? Ты же всё это читаешь в оригинале. Молчишь, значит, согласен. Ты извини, что нанесли урон твоему народу, но они сами себя так поставили. А мы с тобой просто хорошие сценаристы. - Но неужели там нет людей, которые бы не побоялись сказать всю правду, или они этого не видят? - не удержался я. - Почему, видят. И здесь мудрые евреи заметили точно, помнишь: „Если какой-нибудь умный попытается разоблачить вас, остальные не станут его слушать, потому что, разоблачая вас, он уличит их в глупости, а этого толпа не прощает”. Что молчишь, Гарри, это ведь твоя теория? - Самое страшное, я никогда не думал, что именно моя теория так безотказно будет работать против Украины. - Это тебе генетические корни помогают. - Да какие корни, об этих их слабостях писали ещё, как ты подметил, Шевченко и мудрые евреи, но никто не удосуживается этого даже прочитать. Я бы с изучения этих слабостей и путей их лечения начинал бы каждый учебный год в Украине, возможно, тогда бы нация и возродилась. - А вот это не надо, не надо заставлять их заниматься самолечением, потому что нам тогда станет с ними тяжело работать, а времени, ты сам слышал, осталось очень мало. И эти ребята, Роберт и Пьер, говорят не совсем откровенно, а может, и сами не знают. - Ты что имеешь в виду? - Я о том супер оружии, в которое многие не верят. В 1997 году на Аляске ввели в строй радиоэлектронную станцию НААRР с мощнейшей излучающей системой. Представляешь, 180 антенн на поле общей площадью 13 гектаров. В тоже время Пентагон уверяет, что это научно-исследовательская станция. Гражданские учёные не имеют к ней доступа, но мы то точно знаем, что это мощное геофизическое оружие, последствия применения которого никто не знает. Представляешь, мощность установки – три с половиной миллионов ватт. Антенны позволяют сфокусировать коротковолновое излучение на ионосфере и разогреть её до образования высокотемпературной плазмы. Получается этакая глобальная микроволна. В ней с легкостью могут поджариться ракеты, запущенные с территории России в США. Заодно нарушается радиосвязь на огромной территории, но ещё никто не просчитывал все последствия применения этой штуки на экологию планеты и, в первую очередь, на её климат. Специалисты считают, что возможны непредсказуемые реакции магнитного поля планеты, вплоть до смены магнитных полюсов, засухи и наводнения, сбои и аварии в энергосетях целых регионов, одновременное извержение десятков вулканов по всему миру. Это будет посильней любой атомной бомбы. А сейчас такие же установки разместили в Норвегии и Гренландии. С помощью НААRP можно за несколько лет поставить на колени экономику любого государства, и никто ничего не поймёт. - Да, я об этом слышал, но неужели они на это пойдут? - Они уже пошли. Ты проанализируй за последние годы землетрясения, наводнения, тайфуны. Но это только небольшие испытания. Эту систему ещё не включали на полную мощность, опасаются, но в этом году будут пробовать увеличить мощность. Если так произойдёт, то в одних регионах ожидаются наводнения, а в других засухи. Уже всё просчитано. Если вода поднимется, она затопит многие страны, а Украина, как и при прошлом всемирном потопе, останется самим надёжным островом. - Но это может затопить и Америку. - Мне кажется, это никого не интересует. Сильных мира сего интересует власть, полное господство над человечеством не зависимо от национальности или гражданства. Потому они так и спешат приобрести территорию Украины и создать там себе рай. А границы уже будут охранять миллионы нелегалов-азиатов, которые в результате реадмиссии будут размещены в приграничных районах Украины. В основном это молодые люди, которые будут размножаться и служить буфером между Украиной и другими государствами. В будущем это будет хорошая армия наёмников без роду и отечества и которая за деньги сделает всё, что ей прикажут. А это будет похлеще Косово. - Слушай, Майкл, ты думаешь, они осмелятся включить её на полную мощность? - Не знаю, я несколько дней назад встречался с Келдером, сегодня наверху идёт борьба. Развёртывания Россией новых вооружений пугает, и некоторые из них хотят сделать всё, чтобы эта установка заработала на полную мощность. Но будем надеяться, что здравый смысл победит, и они побоятся сделать это. Я бы тебе порекомендовал встретиться с одним человеком, его ещё называют „колдун”. Но это шутя, а впрочем, это очень умный, интересный человек-ясновидец. С ним советуются в основном сильные мира сего. К нему можно попасть только по очень серьёзным рекомендациям. Я думаю, что найду такого человека, который тебя порекомендует. А там или успокоишь свою душу, или, наоборот, ещё больше растревожишь, это уже зависит от тебя. *** Через несколько дней я пришёл по указанному адресу, где меня провели в просторную комнату и попросили подождать. Я стал рассматривать убранство комнаты, мебель, картины на стенах. - Вы ищите здесь атрибуты колдуна, - услышал я голос у себя за спиной, - этого здесь нет, да я и вовсе не колдун, - сказал вошедший и пригласил меня сесть. Сам расположился напротив, внимательно разглядывая меня. – Это у меня комната для гостей, работаю я совсем в другой, поэтому здесь нет никаких атрибутов, - продолжал он. – Да и запомните, много того, что вы, возможно, видели у других ясновидцев, это больше для посетителей, чтобы создать ореол таинственности. А я просто астролог, аналитик, и у меня совсем другие орудия труда. Да и у меня очень мало посетителей, и создавать какую-то таинственность ни к чему. Здесь бывают или мои хорошие знакомые, или такие, как вы, с большими и серьёзными рекомендациями. И не скрою, интересные мне самому, потому что я такой же аналитик, как и вы, только в другой области. Ну, возможно, мне ещё дано слышать космос, вот и всё. Скажите, если над городом нависли тучи, значит, есть вероятность, что будет дождь? Так и в нашей работе, если что-то есть или что-то накапливается, значит, оно должно где-то пролиться. Наша задача как можно точнее сказать, где это произойдет. - А как же гадание по руке? - спросил я . - Это тоже самое. Ведь если взять человека, это та же вселенная со своим энергетическим полем, озоновой дырой и т.д. Тело человека это как наш земной шарик, где есть фурункулы, свои приливы и отливы, лейкоциты и эритроциты, своя иммунная система. Что должен делать больной человек, если хочет остаться жить? Закаляться, вырабатывать защитный иммунитет, точнее, латать свои энергетические дыры, если он это сделает, он будет жить, а если нет и будет надеяться на одни антибиотики, он вероятнее всего умрёт. Так и страны, и народы: у одних есть иммунитет, другие его вырабатывают, а некоторые даже не понимают или не хотят понимать, в чём причина их поражений. Вы посмотрите на северные народы: Швеция, Норвегия, та же Финляндия. Сегодня это одни из самых благосостоятельных стран. Почему они так дорожат своей страной, каждым метром своей земли? Да потому, что они столетиями отвоевывали её у природы, очищали от камней и деревьев. Они боролись за своё существование не только с внешними врагами, но и с самой природой. Поэтому они никогда её никому не отдадут, да так и почти все страны, и разговор о продаже там ведётся только небольших участков и только для тех, кто будет работать на этой земле, чётко выполняя все требования по её защите. А то, что говорят американцы о продаже земли, они не знают этому цены. Они же почти все эмигранты на территории Америки. Ведь коренное население – это индейцы, которых они успешно загнали в резервации. Они, как никто другой, не имеют права говорить о земле. Все они бросили свою землю, где они родились, и уехали в Америку. У них изначально отсутствовало чувство Родины, если не считать немногих, которые убегали туда от преследования в своих странах. Им не понять чувство европейца, азиата да и любого другого человека, который любит и защищает свою Родину, свою землю, свою территорию. Для американца Родина – это флаг, гимн, чувство ответственности перед своим народом и президентом, а для тех же европейцев и азиатов это прежде всего земля, где они родились. И сколько бы они не посылали своих солдат в Ирак, они не победят, потому что иракцы защищают не ислам, не Бенладена, в чём их обвиняют. Они защищают свою Родину и не в виде флага, а в виде земли, где они родились и на которой они погибнут, потому что понимают, что до естественной смерти им не дожить. Земля - это энергетическое поле, которое даёт силу человеку, который на ней родился. И связь между человеком и тем местом, где он родился, очень индивидуальна. Если сейчас люди начинают возвращаться к изучению влияния на человека звёзд, луны, магнитных бурь и многих других явлений природы, то энергетическая сила земли, в первую очередь той, на которой ты родился и вырос, здесь стоит на первом месте. И если кому-то необходимо нарушить энергетический баланс, у него нужно отобрать то место, где он родился, ходил босиком, его нужно лишить чувства надёжности и разорвать энергетическую связь со своим прошлым. И он, даже не понимая этого, после будет чувствовать какую-то незащищённость, неуверенность в завтрашнем дне. И как бы он не компенсировал эту потерю какими-то другими материальными средствами, это ничего не заменит. У него всегда останется страх перед будущим. - Ну, а ведь городские жители, они ведь не так связаны с землёй, - как бы уточняя, спросил я - Мы говорим о земле в целом, а это не зависит от места жительства - в городе или в селе.. Это заложено на энергетическом уровне. Вся беда в том, что они не понимают, откуда бывают беды и почему такая неуверенность в завтрашнем дне. Разговоры и решения о продаже земли - это сигнал к подсознанию человека – ты здесь никто, ты здесь временно; через год, два сюда придут другие люди, и эта речка, луг, лес уже не будет принадлежать твоему народу, тебе и следующим поколениям; ты здесь уже без определённого места жительства в будущем. И самое главное, вот это в подсознании всех независимо от наличия материальных благ. Просто одни это чувствуют острее, а другие нет. Но результат будет для всех один – потеря энергетического равновесия, а отсюда и все как каждого человека, так и общества в целом. Это большая и непоправимая катастрофа. Мы вот тщательно изучаем и боимся атомного, химического, биологического вида вооружений, но очень мало уделяем внимания биоэнергетике. Мои исследования показывают, что это самое сильное оружие, от которого практически не существует средств защиты. А самое главное, что это оружие индивидуального действия, и его создаёт каждый сам для себя, а именно своим поведением и поступками. Я даже для себя назвал это явление Информационный биоэнергетический возврат, или сокращённо ИБВ. - Что именно вы подводите под это понятие? - спросил я. - Я вам сейчас объясню. Ведь мы с вами материалисты и знаем, что ничто и нигде бесследно не исчезает, а если внимательно проследить, то оно возвращается. В моём видении эта энергия куда-то уходит, может, в космос, может, к центру земли и там после аккумуляции возвращается, почти туда же, откуда и пришла, особенно негативная энергия. Если проанализировать большинство землетрясений, то можно заметить, что в этом районе или поблизости предшествовали какие-то массовые волнения. А вот по отношению к индивидуально взятому человеку или его роду есть много примеров, когда дети, а особенно внуки расплачиваются за дела своих предков. Назовите мне фамилии счастливых наследников самых богатых людей Америки или других стран, где капитал их предков был нажит нечестным или насильственным путём? Молчите? Да, действительно, трудно сразу ответить на этот вопрос. Я знаю, что вы работали по Советскому Союзу, тогда назовите мне имена счастливых внуков или правнуков Сталина, Берии, Троцкого, Брежнева, кого там ещё, ну, впрочем, достаточно. Зло наказуемо, и в какой бы форме оно не было и какие бы не были оправдания, зло есть зло. Я знаю, вы пришли расспросить об Украине, меня предупредили ваши друзья. Он встал, прошёлся несколько раз по комнате и снова внимательно посмотрел мне в глаза. - А вы кто по национальности, Гарри? - Украинец, - решив не скрывать, ответил я. - Я так и догадался. Я не даром начал наш разговор с земли. Сейчас на Украине происходит генетическое отторжение нации от своих корней. Их власть служит всем, только не своему народу, они уже настолько уверенны в том, что это поколение украинцев не способно правильно анализировать события, что даже не скрывают своего пренебрежения к собственному народу. Рассказывая и обещая какие-то социальные блага, они даже не утруждают себя расчётами, откуда всё это появится. Убаюкивание нации стало первоочерёдным заданием власти. Я не помню в истории человечества нации, которая бы продавала свою Землю – свою Родину. Это страшный грех - продавать то, что дано Богом во временное пользование. Мы ведь на этой Земле все временные, и только Земля вечная. Они подняли руку на свою Мать. Земля - это биоэнергетический аккумулятор информации каждой нации, которая проживает на той или иной местности. Они разрушают эту информацию, они забирают у будущих поколений ту живительную силу, которая питает и воспитывает каждое следующее поколение. Они разрывают цепь, связывающую настоящее с прошлым и будущим. Эта нация и каждый её человек подобно маленькой лодочке, оторванной в шторм от берега и которую уже ничто не спасёт. Страшный грех взяли на себя те люди, которые подписывали бумаги о продаже Земли. Страшный грех висит над теми, кто за деньги этого народа, вместо того чтобы служить ему, подло отбирает у него последнее. Вы можете посмотреть в недалёкое будущее Украины? А я вам скажу, если так будет продолжаться, то его нет. Что такое, больше 60% территории одновременно выставить на торги в тот момент, когда в мире ходят колоссальные ничем не подкреплённые деньги. Это значит потерять территорию, потерять Украину. Они создают иллюзию борьбы за каждый процент акций государственных предприятий, а в этот момент продаётся почти вся украинская земля. А после этого, уже сами всё понимаете, международные сообщества не допустят, чтобы кто-то посягнул на частную собственность того, кто её купил. Украинцы очень терпеливый народ. Как там у них говорят: „Покуда петух жареный не клюнет…”, но эта пословица уже очень устарела, при сегодняшнем информационном и техническом прогрессе упавшие уже не поднимаются. И нельзя ждать третьего звонка. Его просто не будет. Мир переменится, и это уже может быть навсегда. Сегодня борьба приобретает другие черты, и проигравшая нация навсегда уходит в историю, освобождая место для более сильных и жёстких. И это пора понять. И чтобы остаться на этой планете, нация должна, в первую очередь, защищать своё место обитания. Это раньше можно было переходить из одного места на другое, а сегодня это невозможно. Сегодня даже азиаты кровью защищают свои пески, а украинцы то, что им дано Богом, отдают, не сопротивляясь. Сегодня кто-то очень боится, чтобы украинцы поглубже не узнали свою историю и не получили знания древней цивилизации. Это я говорю о „Трипольской культуре”, которую они начали изучать и за раскопками которой следит весь мир. Возможно, именно там находится чаша Грааля, которую так упорно искал Гитлер, чтобы стать властителем мира. Ведь они живут на территории, которую занимала нация, невероятно могущественна в смысле своей истории и той роли, которую она сыграла в зарождении и формировании белой расы. Территория современной Украины – сакральная для всей белой расы. Предки всех индоевропейских народов пришли в Европу с территории современной Украины, во всяком случае, прошли через неё. Индоевропейские скотоводческие племена массово проникали на эти земли с востока. Днепр служил своеобразным водоразделом между территориями, занимаемыми племенами скотоводов и земледельцев. Где-то во втором-первом тысячелетиях до нашей эры произошло массовое переселение на территорию Среднего и Северного Поднепровья кочевых племён – скифов, киммерийцев, сарматов. Уже здесь они перемешались с земледельцами, трипольцами и создали то глобальное индоевропейское сообщество, которое заселило всю Европу. Дошли даже до Англии. Скотты – это сколоты, скифы. И викинги тоже индоевропейцы. Вот об этой славной странице их прошлого все молчат, а если и говорят, то как-то очень несмело. Но кое-кто хотел бы, чтобы исчезли все доказательства, и распространяет информацию, будто территория, на которой живут сейчас украинцы, не принадлежала им испокон веков. Властьимущие на Украине обвиняют друг друга, что нет планов перспективного развития страны. А скажите, вот вы можете спланировать, что будете строить или сеять на земле, принадлежащей соседу? Вот то-то же. Разве можно построить дом без фундамента? Ведь эта территория в скором времени будет принадлежать кому-то другому, но только не украинскому народу. А затем уже новые хозяева этой территории будут назначать так называемую украинскую власть. И примутся новые законы, которые всё это подтвердят, а затем уже никто не помешает собственнику делать на этой территории, что ему вздумается. - Неужели уже ничего нельзя сделать, чтобы остановить всё это? - Ещё можно, но это зависит только от самих украинцев, если они поймут, перед какой пропастью они стоят. Для них сейчас главный вопрос не в том, кто какие блага им пообещает, а вопрос национальной безопасности – сохранение своего государства, пока осталось ещё хоть немного времени, потому что завтра уже будет поздно. Знаете, когда-то учёный Ломехуза открыл маленьких жучков, которые были названы его именем. Так вот эти крошечные жучки своими манерам и движениями очень напоминают муравьев и хорошо владеют их языком жестов. Солидарные и трудолюбивые муравьи по первой же просьбе дают корм собрату. Муравей выражает эту просьбу, определенным образом постукивая товарища. Жучки «освоили» эти жесты и легко выманивают пищу. Но они прожорливы и обязывают; целые отряды муравьев переключились на их кормежку. На теле у жучков есть пучки золотистых волосков, на которых скапливаются выделения. Рабочие муравьи слизывают эти выделения и утрачивают всякий здравый смысл. Они начинают выкармливать жучков и их личинок с таким рвением, что оставляют без корма и собратьев, и даже собственные личинки. Возлюбив пришельцев, сами впадают в полное уничижение, вплоть до того, что скармливают жучкам муравьиные яйца, оставаясь без потомства. А если муравейнику грозит опасность, они спасают личинок жука, бросая своих. Ясно, что своими наркотическими выделениями жучки Ломехуза посылают муравьям сигнал, блокирующий важную программу поведения, заложенную в организме муравья. Ту программу, которая в норме побуждает муравья совершать действия, направленные на жизнеобеспечение муравейника и продолжение рода. И, видимо, переданная жучками информация не только блокирует «нормальную» программу, но перекодирует ее, активизируя те действия муравьев, которые выгодны паразиту. Причём так, что муравьи просто счастливы выполнять эти действия. Это вам ничего не напоминает, Гарри? Вы знаете, нас поражает, что маленький, даже по капельке, ручеек может размыть огромную плотину. И этого ручейка нельзя допускать ни в коем случае, ибо он «запускает» цепной, самоускоряющийся процесс. Сдвинув одну песчинку, капля немного расширяет поток воды. Есть голландская притча о маленьком мальчике, который увидел, как через плотину сочится вода, и заткнул дырочку пальцем. Изнемогая, он простоял на своем посту, пока его не нашли взрослые. Вот и всё, что я хотел вам сказать. Мы попрощались, и я вышел на улицу. Сырой зимний воздух пробирался под одежду, но я не ощущал холода. Мне было жарко от услышанного, я многое из сказанного знал, и мне становилось не по себе. Где же те мальчики, которые не дадут разорвать плотину? Ведь если бы каждый сделал хоть маленький шаг по направлению к спасению своей Родины, её ещё можно было бы спасти. Эпилог Я, как и вы, перевернул последнюю страницу этого дневника. Я понимал автора, я был с ним солидарен. Но много ли таких, как я, и нужно ли это моему народу? И поймёт ли это правильно мой народ? Ведь всё у нас так хорошо и спокойно. Куда-то идём, что-то обещают. А в это время в тишине забирают самое главное – нашу Землю. Землю, за которую наши предки проливали кровь, а мы спокойно её продаём. Неужели это уже всё, неужели этого нельзя остановить? Конечно же, можно. Ведь если есть вход, значит, есть и выход. Но нужен ли выход сегодня украинскому народу, хочет ли вправду этот народ найти выход? Но я смотрю на своих детей и знаю, что они и их поколение и поколения, которые придут за ними, нас не простят, если мы не остановим всё это. Ведь у них нет раздвоенности, они то точно знают, что они украинцы. Поэтому я не хочу вместе со всеми, кому безразлично будущее наших детей, брать на себя тяжкий грех и умалчивать, что у них, если ничего не изменить, нет будущего. Я, как и тот украинец, который передал мне этот дневник, постараюсь сделать хоть что-то для них. Я как и обещал, постараюсь опубликовать этот дневник. Я очень боюсь, что в старости я ничего не смогу ответить на упрёки детей и внуков, когда они, уже не имея Родины, ещё будут отдавать наши долги. И пусть каждый, у кого хватит сил и терпения его прочесть, сам оценит свою позицию к своей Земле, к своей Родине. июнь, 2007 год.